Смерть в июле и всегда в Донецке - Дмитрий Александрович Селезнёв

Да, вода одно время, несмотря на все принятые городские графики, у меня в кранах текла постоянно и круглосуточно. Видимо, это издержки элитного жилья — мой дом строился для богатых и преуспевающих людей. Но война сломала все прежние социальные конструкции, не для богатых сложились условия в Донецке, и они все разбежались, разъехались, разлетелись, кто куда. Опустевшие квартиры пошли в аренду таким, как я — чего добру пропадать.

Один недостаток моих апартаментов — это одиннадцатый этаж. В тех неспокойных обстоятельствах, в которых я оказался, идеально было бы жить на этаже втором, чтобы чуть что спокойно выпрыгнуть из окна.

Но учитывая, что мой дом находится хоть и в центральном районе, зато в отдалении от административных зданий, которые могли бы стать военной целью, одиннадцатый этаж становится больше преимуществом, чем недостатком. По дому шальные снаряды не попадают, зато можно лицезреть последствия прилётов и делать репортажи, не выходя из квартиры. Так в один из летних дней раздался страшный грохот, и я увидел в окно, как в нескольких кварталах от меня растёт за домами большой гриб дыма — это злые укры ударили по Администрации ДНР американскими «хаймарсами».

Но потом мой дом уравняли со всеми в правах и водоснабжение сделалось по графику. Осталась только одна привилегия — вода у меня горячая, так как нагревается автономно. И я могу набрать горячую ванну — о, в мирной жизни ванная комната служит мне и кельей, и рабочим кабинетом, из ванны я не вылезаю, работая в ней часами. Это целая история, у меня своя техника творческого процесса. Разгорячённая кровь обмывает мозг, стимулируя воображение и рождение образов.

В Донецке я, правда, тоже приноровился к новым условиям. В те дни, когда водоснабжение отключено, я кипячу пару чайников, и работаю, сидя с ногами в тазу с горячей водой. Что, кстати, и сейчас в данный момент происходит.

Но и раз в три дня не всегда получается понежиться. Вот недавно дали по графику воду, и я поздним вечером набрал ванну. Только забрался в неё, а через пятнадцать минут услышал мощные прилёты — это снова украинское РСЗО ударило по центру города.

Вылез из ванны, пошёл, матерясь, одеваться. Пора на работу, на выезд. Вот, блядь, уроды.

Рукопожатие и приветствие

На войне люди постоянно пребывают в состоянии экзальтации. Что неудивительно. Вот вам метафизическая картина для понимания: война прорвала плёнку бытия, разверзлась чёрная дыра смерти, которая всасывает души, и в любую секунду туда может затянуть любого поблизости. В том числе и тебя. Может прилететь ракета, снаряд, граната, мина, пуля. Тебя может пронзить осколками и кассетами от разрыва рядом. На тебя может обрушится перекрытие, потолок, всё что угодно. Тебя может придавить куском бетона, изрезать лопающимся от взрывной волны стеклом. Недавно я залезал под свой бронированный фургон, когда попал в Донецке под повторный обстрел украинского града. Ракеты рвались в сотне метров, и я испытал экзистенциальный ужас, граничащий с восторгом. С приближением линии фронта, каждый человек, находясь в зоне боевых действий, ощущает на себе чудовищную гравитацию смерти, её чёрной дыры. Такое близкое соседство с небытиём заставляет наши души трепетать. Ведь никто не знает, что будет с тобой по ту сторону, каким будет наш переход. И наши души, листья на древе жизни, трепещут на сильном ветру.

Всё лицемерие, статусы, должности, все социальные положения, заработанные, полученные или достигнутые в мирной жизни, на войне опадают с человека как ненужная шелуха. Человек перед лицом смерти всегда обнажён, его чувства обострены. Он предстаёт в первозданном виде — видимо, таким нелживым, открытым, откровенным задумывал нас Господь. Человек на войне сразу становится открыт. Преград между людьми на войне гораздо меньше, чем в миру. Ты без проблем устанавливаешь контакт с незнакомым тебе человеком. Если он, конечно, не враг. Хотя и с врагами всё предельно просто. Врагов на войне убивают. Увидел «немца» — убей!

«Братан, помоги» — вот у тебя, например, сломалась машина, и ты обращаешься к человеку, которого видишь впервые. И тебе всегда помогают. Всегда. Поначалу резало слух это фамильярное «братан». В мирной время из-за багажа ненужных на войне знаний, мне, как интеллигенту, высокопарному и утончённому петербуржцу, было свойственно высокомерие. Но потом я привык, освоился здесь, на Донбассе. Я маргинализовался, и сам вполне успешно овладел приёмами панибратства. И теперь я обращаюсь к первому встречному не иначе, как земляк, брат, братан. «Братец», — ещё слышал такую панибратскую производную от Ахры «Абхаза», командира интернационального батальона «Пятнашка». Так этот кавказец, приехавший из субтропиков воевать, ласково обращается к собеседнику. Сказал «братец» или «братан», и двери открываются. Братан, помоги. Что нужно, братан?

Ещё одной отличительной особенностью и свидетельством человеческой открытости на войне является рукопожатие. В мирной жизни рукопожатие потеряло смысл, стало вежливой привычкой, доведённой до автоматизма. Как известно, первоначально протянутой рукой показывали, что у тебя нет оружия, ты безоружен и открыт. На Донбассе же рукопожатие приобретает ещё дополнительное значение. Ты не только проявляешь открытость, но и как бы поддерживаешь своего визави. Просто рукопожатия, пусть даже и крепкого, зачастую недостаточно. Порой свершённое рукопожатие ты дополнительно накрываешь другой рукой, закрепляешь его узлом. Или при рукопожатии дружески похлопываешь по плечу, или притягиваешь(ся) и стукаешься плечом, или приобнимаешь «братка». Причём этот ритуал ты можешь проделать с абсолютно незнакомыми тебе людьми. На Донбассе «правило шести рукопожатий», через которое один человек связан с другим, становится правилом двух-трёх, не больше.

Брат, братец, братан.

Ты такой же крови, как и я. Ты, как и я, можешь пролить эту кровь. Все мы ходим под смертью, не упади — здороваясь, крепким рукопожатием ты поддерживаешь своего товарища, чтобы он не соскользнул в чёрную дыру смерти.

Вялое рукопожатие недопустимо, — оно может быть воспринято, как оскорбление. Хотя бывают исключения.

— Не трясите вы так, — попросила меня женщина, стоявшая рядом с замом 9-го полка. Мы встретились с ним возле торгового центра, чтобы передать гуманитарку в виде нескольких раций, одного тепловизора и труб разведчика. Они подъехали на старой копейке. Только после того как мне сделали замечание, я обратил внимание на его болезненный вид. Его только забрали с больничной койки, он попал в госпиталь со штурма Мариуполя. Замполка стоял перед нами в спортивном