Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека - Я. А. Мильнер-Иринин

Во имя жизни по совести презирай смерть. В этом одном – залог твоей нравственной, духовной свободы, равно как и твоего истинного бессмертия в бессмертной совести людей.

Спасибо женщине за то, что она своею высокою женственностью наставляет нас в свободе.

Тот, в ком пробужден человек, в ком человек торжествует, – благороден: он преследует лишь нравственные цели с помощью нравственных же средств; не допускает дисгармонии целей и средств, отдавая себе исчерпывающий отчет в том, что безнравственные средства не в меньшей мере претят человеческой совести, чем безнравственные цели. Зло, проистекающее из безнравственных средств борьбы, бесконечно усугубляется еще и тем, что они неизбежно и безнадежно порочат самоё нравственную цель, ради которой к ним прибегают. Нравственная гармония целей и средств – субъективный показатель достигнутого уровня совершенства человеческой природы, как и мера реализации добра – нового, очеловеченного мира истины, правды и красоты – ее же объективный показатель. Гармония здесь и выступает в роли объединяющего начала субъективного и объективного показателей совершенства человеческой природы.

Следовательно:

Будь благороден. Преследуй лишь достойные цели в жизни и употребляй лишь достойные средства к их достижению.

Ни одна цель, как бы высока и благородна сама по себе она ни была, неспособна оправдать низменные средства к ее осуществлению: высокая цель и низменные средства борьбы – вещи несовместимые.

Благородство характера – истинно человечная черта, необходимо присущая человеку, осознавшему свое высокое историческое назначение свободного и разумного преобразователя и творца, черта характера, свидетельствующая о возвышенном понимании человеком своей природы и ответственности своей перед собственной совестью – всеобщей совестью человечества.

Выработка в себе благородства характера и неукоснительное руководствование им во всей своей жизни и деятельности, неизменная верность ему есть величайший нравственный подвиг, величайший подвиг ума и воли, на какой только способен человек.

Если даже каждый отдельный благородный поступок является предметом восторга и восхищения и образцом для подражания, то что тогда сказать о непрерывном благородное горении целой жизни истинно добродетельного человека? Такой человек является ярчайшей демонстрацией того, что усилия, делаемые людьми на тернистом пути интеллектуального, эстетического и морального самосовершенствования, могут и должны увенчаться успехом, является сам по себе величайшей предметно-воспитательной силой.

Ясное понимание нравственной допустимости или недопустимости тех или иных определенных средств ради достижения той или иной цели – первая отличительная черта истинно благородного, интеллигентного, или добродетельного человека.

Не дай себя совратить лукавому соображению, будто цель и средства вполне и всецело диктуются объективными обстоятельствами, то есть стихийным природным и общественным бытием. Становящиеся на эту точку зрения ни больше, ни меньше, как отдают себя целиком – и тело и душу – в полную и безраздельную власть стихии, освобождение от которой и составляет необходимое историческое назначение человека как разумного и нравственного существа. Они, следовательно, с самого начала отказываются от своей внутренней, духовной свободы, олицетворенной в совести, и обрекают себя на полное покорствование обстоятельствам, на безысходное и безнадежное рабство.

Цель и средства определены объективным бытием лишь пассивно, отрицательно, то есть лишь постольку, поскольку оно стихийно воздействует на человеческое сознание, вызывая в нем столь же стихийную реакцию, в результате которой человеческое сознание оказывается в несвойственном ему как собственно человеческому сознанию страдательном состоянии. Иными словами, лишь в том случае и цель и средства оказываются нацело определенными объективным бытием, если они формируются в низших отделах человеческой души, которые и сами составляют факты бытия, принудительного внутреннего бытия в самом сознании человека, так же подлежащего переделке в духе истинной человечности, как и само внешнее бытие.

Активно и положительно, иначе, – свободно, и цель и средства диктуются только и исключительно общественной и творчески- преобразовательной, нравственной и революционной природой человека, стало быть, его моральным сознанием, его совестью, которая одинаково не может мириться ни с безнравственными целями, ни с безнравственными средствами, – целями и средствами, уже вполне порожденными принудительной стихийной и слепой необходимостью бытия, внешнего – и внутреннего.

Повинуясь целям и средствам, подсказываемым объективным бытием, человек повинуется внутреннему, столь же стихийному бытию, – в своем собственном сознании, иными словами, отказывается от совести и разума, которые именно и составляют специфическую особенность его собственно человеческого сознания, перестает отвечать своему историческому назначению человека, перестает быть человеком.

Цель не оправдывает средств, ибо сама нуждается в нравственном оправдании совести, которая в свою очередь не может оправдать в одном то, что она категорически осудила бы в другом, иными словами, не может оправдать в средствах то же самое, что она осудила бы в самой цели, в том случае, если бы то, что составляет содержание средства, было возведено в содержание цели. Поэтому, запрещая безнравственное в цели, совесть человека вместе с тем и с той же степенью категоричности запрещает и безнравственное в средствах. Зато средства опорочивают цель, если они запрещены совестью. Человек же, называющий нравственным «объективно-диктуемое», стало быть, не гнушающийся никакими средствами, является человеком только по названию.

Употребляющий недостойные, безнравственные средства борьбы или, что еще хуже, побуждающий другого к ним – предатель собственной совести, а нет никого гнуснее предателя.

Только то средство может считаться нравственным, или, что то же, оправданным совестью, которое, будучи возведено в цель, сохраняет свой нравственный характер, – таков единственный критерий, который должен быть положен в основу определения допустимости или недопустимости тех или иных средств борьбы.

Одно из двух: или человек должен отказаться от здорового и возвышенного понимания собственной природы, или же должен отказаться – раз и навсегда, окончательно и бесповоротно – от безнравственных и недостойных, уродующих, позорящих и унижающих человека, заставляющих его краснеть за самого себя, бессовестных и бесчестных средств борьбы. Другого выбора нет. И надо полагать, что человечество изберет первое, как оно и поступило по легенде, – избрав нравственно здоровое и плодоносящее древо познания добра и зла и наотрез отказавшись от гнилого и фантастического древа жизни и связанного с ним вечного невежества.

Возвышенное понимание человеком его собственной сущности неразрывно с его объективным историческим назначением разумного преобразователя старого и творца нового, с его объективной общественной (трудовой) природой, с его неоспоримой нравственной свободой, с его бессмертной совестью, повелевающей ему творить добро и только добро, постоянно и неустанно.

Человек так же не может отказаться от возвышенного понимания собственной природы, как не может отказаться от своего разума, от познания объективной действительности, ее критической оценки и переделки ее в соответствии с идеалом добра, как не может отказаться от истины, правды и красоты, как не может отказаться от самого себя, от собственной совести, от своего человеческого первородства на Земле.

Будь революционером, революционером мысли, слова и дела, ибо истинное благородство и действительная революционность – синонимы.

Спасибо