Легко ли быть праведным? - Геннадий Кузьмич Дмитрин

человеку без имени. Но я верил в свое призвание. Однако ответа что-то долго не поступало. Надежды мои стали блекнуть с каждым днем.

Но чем долгожданней счастье, тем оно дороже. Через сто семьдесят семь дней моя повесть начала публиковаться в журнале «Бурелом» и шла в нем целый подписной квартал. Под «Дымом из трубы» стояла моя подпись. Мое имя! Виват! Отныне я писатель! Сочинитель! Творитель! Хо-хо!

На первый гонорар я подарил супруге — своему идей ному вдохновителю — духи «Кармен», а она мне — самопишущую ручку с позолоченным пером. Дабы целиком отдаться творческому труду, я уволился со службы и перестал здороваться со знакомыми. Затем мы продали кровать и купили взамен пишущую машинку. Поскольку нам некуда было уйти от того факта, что я стал писателем.

Чем я занимаюсь теперь? Странный вопрос! Пописываю. Повести. Пьесы. И даже романы. И все — приключенческие. Уголовные. Представьте себе — кое что проходит. Неужели не встречали? Меня уже знают. Обо мне уже поговаривают. И уже критикуют. Правда, я еще не принят в члены писательского союза, но, думаю, что за этим дело не станет.

Наверное, и вы хотели бы стать писателем? Тогда садитесь и пишите. Что-нибудь из жизни соловьев-разбойников. Авось — получится.

УГОСТИЛИ

У Прохиндеевых справляли новоселье. Камыш еще не шумел, но его очередь уже подходила, когда хозяин застолья Максим Осипович задумал осуществить одно внеплановое мероприятие.

— Анисья, плесни-ка ковшик бражки, — скомандовал он своей дородной половине. — Айда, мать, с соседом знакомство заводить. Давай приятность ему такую произведем — пригласим до нашего стола. Со всем, значит, нашим уважением.

…Дверь соседней квартиры открыл поджарый молодой человек в больших роговых очках. Увидев перед собой шумную хмельную ватагу, ломящуюся в его холостяцкую малометражку, молодой человек откровенно растерялся. Хорошо еще, что Максим Осипович не задержался с разъяснением цели коллективного визита:

— Вы нас извините, конечно, — начал он, щедро расплескивая брагу из ковша. — Как мы есть ваши соседи, извините, конечно, то должны непременно с вами в приятное знакомство войти. Не побрезгуйте нашим хлебосольством, милости просим, извините, конечно, — к нам на влазины. Такое оно, значит, дело. А как бы вам на порожке не спотыкнуться, извините, конечно, то испейте вот чарочку бражечки собственноручного навара.

— Что вы! Что вы! — испуганно отбивался юноша. — Спасибо. Только я и не пью вовсе. Да к тому же и занят крайне. И вообще…

— Соседушка, мил человек, вы уж не обижайте компанию. Зайдите, посидите с нами. Мы, извините, конечно, люди простые, но что и к чему понимаем. И вы нам, уважьте, дорогуша вы мой, ох, и люблю же я вас, извините, конечно, — так горячо уговаривал молодого соседа Прохиндеев при дружной поддержке своего мощного окружения.

— Я вам очень благодарен за приглашение, только лучше останусь дома, извините, конечно, — юноша в волнении и не заметил как употребил дурацкое соседово присловье. — Понимаете, я сегодня занят.

Однако действия хмельной ватаги были столь решительны, организованы и дружны, что юноша не успел и опомниться, как ему опрокинули в рот стакан какой-то мерзкой жидкости, потом подхватили под руки и уволокли в соседнюю квартиру, откуда неслись звуки визгливой гармошки и разухабистые частушки.

Юношу усадили во главе стола рядом с хозяином. Гости бодро прокричали: «Штрафную ему! Шраф-ну-ю!». Хозяйка налила молодому человеку стаканчик водки и не отошла, пока он не выпил и не закусил огурчиком домашнего посола. После завершения штрафником этой неизбежной процедуры Прохиндеев завязал со своим гостем легкий, непринужденный разговор.

— Извините, конечно, не знаю, как вас звать-величать?..

— Петр Иванович Комаров.

— Петр Иванович, значит. Ишь ты, Петр Иванович. Это хорошо. А меня Максимом Осиповичем кличут. Прохиндеевы мы, значит, извини, конечно. Давай, Петро, дернем за приятное знакомство еще по стакашку.

— Максим Осипович! — взмолился юноша. — Извините, конечно, только я непьющий. Совершенно не употребляю. Желудок у меня нездоровый и, кроме того, я принципиально против употребления алкоголя. Я только из уважения к вам выпил и больше не могу.

— Брось трепаться, Петька. Комар и тот пьет. Наплюй ты на принцип с пятого этажа, выпей. Я же от всей души к тебе, пес ты этакий.

Страдальчески морщась, Петя хлебнул из стакана желтоватой бурды и попытался было отставить стакан подальше. Но хозяин был начеку:

— Нет ты уж пей до дна, сосед. По-мужчински, значит. По рабоче-крестьянски. Не обижай, Петька, ох, и люблю же я тебя, подлеца. Пей без остатка — жить будет сладко.

Петя, не смея долго спорить в чужой, незнакомой обстановке, исполнил настойчивую просьбу. Хозяин продолжил беседу.

— А кем ты, значит, будешь. Петька? Профессию какую имеешь или, скажем, специальность? То ли еще чем промышляешь?

— Я-то? — заплетающимся языком переспросил Петя. — Я есть рработник н-науки. Вот я кто.

— Ишь ты, — подивился собеседник, обгладывая баранью кость, — значит, науку движешь. Деньжищ-то, поди, огребаешь?

— Деньги! Что мне деньги? Не в деньгах дело. А в чем, спроси? В ппознании. Вот ты кто есть из себя, из-извини, конечно?

— Известное дело — ччеловек, извини, конечно.

— Хи-хи-хи. А вот и не уг-гадал! Ты есть об… объективная ррреальность, данная ммне в още… в оща… в о-щущение, извини, конечно. А еще ты есть, Мм-аксим Прохиндеевич, субъект.

— Кто субъ-ект? Эт-то я-то ссубъект?!

— Именно! — подтвердил торжествующе ученый гость. — Ты есть ссубъект, что о-оззначает — ппоз-нающее и действу-ующее ссущество, прр-прротивостоящее внешнему ммиру, ккак об… объекту ппоз-нания…

— Ты это брось, Петька. Ты мменя не обзывай, подлая твоя душа. Ккакой я тебе ссубъект.

— А вот и ссубъект. И ддокажу, — горячился Петя. — Нет, эт-то я ттебе сейчас ддокажу, — поднялся из-за стола Прохиндеев.

…После непродолжительной схватки изрядно помятого деятеля науки выбросили на лестничную клетку. Он долго еще ломился в двери своих новых соседей, плакал пьяными слезами и потом, так и не понятый человечеством, заснул — как раз на полпути между своей и соседскою квартирами. А у Прохиндеевых меж тем все шло своим чередом. Потчуя гостей брагой, Прохиндеиха успевала делиться с ними собственными соображениями:

— Вот ведь нонче молодежь-то пошла. Антихристы, одно слово. Ты ей уважение оказываешь, а она тебе чем отвечает? Форменным беспардонством, скажу я вам. Не можешь — не пей. Рази мы кого насильно заставляем? А то вот ведь налакался, чуть усю кампанию не испортил. Тарелку вона разбил, пуговицу у Максима Осиповича со штанов выдрал. А еще хвастался — ученай! Знаем мы этих антилигентов-стилягов. Нет, вы уж пейте, Иван Кузьмич, пейте