Легко ли быть праведным? - Геннадий Кузьмич Дмитрин

нашего брата, то мы народ деловой и попусту болтать не любим. Для нас вчерашний день все одно, что списанная дебиторская задолженность. Списано — и с баланса долой. Для нас важна суть. А в чем же эта самая суть? В том, что обсуждаемый вопрос имеет две стороны: первую и вторую. Первая — это которая стоит спереди, а вторая — которая стоит следом за первой. Первая сторона — первостепенная сторона. Вторая сторона — второстепенная сторона. Железный закон бухгалтерии. А у товарища Кузьмича все шиворот-навыворот. Что он нам обещает? Экономию? Экономия имеет первостепенное значение. Но! Реализация идеи потребует затрат. А затраты, товарищи, это тем более не второстепенная сторона, а первостепенная. Вот если бы без затрат! Тогда бы первостепенная сторона осталась первостепенной, а второстепенная — второстепенной, а не то, что сейчас, когда первостепенная сторона совсем не первостепенная, а второстепенная не второстепенная… И вообще, черт бы его побрал этого изобретателя, пусть он сначала сам разберется, что у него первостепенное, а что второстепенное и не морочит голову занятым людям. А в принципе я за экономию, поскольку экономия имеет первостепенное значение, а отнюдь не второстепенное…

Слово взял эксперт по технике безопасности Подушечкин.

— М-да. Я все прекрасно понимаю. И все же я не все понимаю. Назначение автоматического регламентатора я понимаю. М-да. Но ведь болтун — он тоже человек, как я понимаю. Че-ло-век! А как к человеку надо относиться? Бережно. Чутко. Заботливо. Вот как я понимаю. А что предлагает товарищ Кузьмич? Спускать. Это у него предусмотрено. А амортизация у него не предусмотрена. Как его туда, бедного, спустить товарищ Кузьмич придумал. А вот как его оттуда вытащить — не продумал. Этого я не понимаю. Не понимаю я этого. А так я все понимаю.

Следующим поднялся на трибуну работник торгового ведомства Краюшкин:

— Я хоть и не в ту дверь заскочил, но все равно выскажусь. Ибо имею что сказать по существу. Да, товарищи! Внедрение автоматики в повседневный обиход нашей жизни дает колоссальный эффект. Автоматы газированной воды знаете? Осознаете? Вот я — деятель прилавка — осознаю. Дают эффект? Дают. Так и автомат товарища Кузьмича что-то дает. Но! Это если смотреть на него с точки зрения того, что он дает. А давайте взглянем на вопрос глубже. И шире. Взглянем с точки зрения того, что он не дает. И мы увидим, что он многого не дает. Плана не дает? Не дает. Пены не дает? Не дает. Выпить-закусить человеку не дает? Не дает. Так зачем?! И почему?! И на кой ляд сдался нам такой автомат!

Были еще выступления, но за недостатком места их приходится опустить. После обстоятельного обсуждения вопроса изобретателю было рекомендовано доработать свой автомат в свете всех высказанных замечаний и тогда, как обещано, будет организовано новое, еще более обстоятельное обсуждение проекта. Вот так.

О т  а в т о р а. На днях я отнес этот рассказ в издательство. Редактор сказал, что рассказ ему в общем понравился и он согласен с заложенной в нем идеей. Только прежде чем принять рассказ к печати, его все же надобно обсудить на объединенной секции сатириков и трагиков. Дескать, соберемся, поговорим, обсудим. Внимательно. Обстоятельно. Глубоко. Широко. Объективно. И — позитивно.

Ну что ж, давайте обсудим.

ГРОМ И МОЛНИЯ

Директор некой киностудии Илья Захарович Паркетов пригласил к себе штатного сценариста Смирно-Смирновского и сообщил ему приятную новость:

— Так вот, Цезарь Львович, познакомился я с вашим сценарием комедии «Гром и молния». И должен откровенно признаться — поражен. Поражен, голубчик. Гроздья смеха! Каскад выдумок! И проблема взята этакая, гвоздевая — борьба с бюрократизмом. Веселая, умная комедия. Такое, знаете ли, редко кому удается. Ну, поздравляю, голубчик, поздравляю.

Цезарь Львович, растроганный столь хвалебной директорской рецензией, умиленно проворковал:

— Весьма признателен вам, Илья Захарович. Весьма и весьма. И даже очень. Ах, как я волновался за судьбу своего сатирического чада — с таким чадом, вы знаете, волнений всегда хватает. Так, значит, удалась моя «Гром и молния», Илья Захарович?

— Удалась, голубчик, удалась, — еще раз подтвердил директор.

— Если я только вас правильно понимаю, Илья Захарович, то, выходит, что «Гром и молния» будет принята к постановке? — весьма к месту поинтересовался автор сатирического чада.

— Ну, разумеется, голубчик, разумеется. Тем более, что, должен сказать вам, имеется установочка расчистить дорогу киносатире. Допустить на широкий, так сказать, экран. На всеобщее, так сказать, обозрение. Чтоб критика, так сказать, дрянь косила. И не иначе! Так дерзайте же, голубчик, и впредь. Действуйте на благо. Двигайте. А я вам, голубчик, всегда помочь готов. Подсказать где надо. Посоветовать.

— Спасибо, Илья Захарович, я всегда с благодарностью приму ваши советы и рекомендации, — заверил пунцовый от сладких переживаний сценарист.

— Вот и хорошо, — отозвался директор, — и даже отлично. Кстати, голубчик, я бы хотел обратить ваше внимание на одну деталь. И даже не деталь, а так — деталечку. В вашей комедии действует директор пансионата «Терем-теремок» — этакий зажимщик, перестраховщик и так далее. Но, голубчик, директор-бюрократ — это же такая пошлая банальность. Ну, неужели в окружающей нас жизни нельзя найти объекты, более достойные осмеяния? Нет-нет, не объясняйте, голубчик, я понимаю, что выбор персонажа сделан вами без умысла, что дело не в должности, а в явлении. Согласен. И все же! И все же бросать тень на институт директоров — это не помогает. А надо, чтобы помогало. Подумайте, подумайте, голубчик.

Цезарь Львович пообещал подумать и откланялся, бережно унося с собой заветную папку с завизированным сценарием. Хотя и против своей внутренней убежденности и не разделяя сомнений директора студии, Цезарь Львович все же внял высказанному замечанию. Он был так безумно рад своей творческой удаче и ему не хотелось омрачать себе настроение полемикой с Паркетовым, спорить по поводу, право же, не столь и существенному. Действительно, так ли уж это важно, кем будет отрицательный герой. Ведь дело не в должности, а в явлении. И вот, подумав так, Смирно-Смирновский сделал своего отрицательного героя, от греха подальше, председателем месткома все того же «Терема-теремка». В таком виде сценарий был подготовлен к запуску в производство. Все шло хорошо.

Но вот однажды Цезарь Львович повстречался с председателем профкома студии товарищем Непоседовым.

— Это что же такое получается, товарищ Смирно-Смирновский! — обрушился на сценариста профсоюзный деятель. — Сами вот уже два месяца членские взносы не платите, лекции на моральные темы не посещаете, в культвылазках не участвуете — здесь вас не видно! А