Смерть в июле и всегда в Донецке - Дмитрий Александрович Селезнёв

и крошку бетона, смыли кровь. Об ударе напоминали только фанерки вместо окон в магазинах. Повреждённая картина мирной жизни была наскоро отреставрирована до следующего случая, когда пущенный снаряд, мина, ракета снова вспорет залатанную ткань, под которой пульсирует насилие.

Обстрелы вызывают ненависть горожан к украинским военным. «Мрази, подонки, ублюдки!» — пишет Андрей Руденко в своём «Телеграме», когда приходит весть об очередном ударе, из-за которого погибли гражданские и, не дай Бог, дети. Но при этом, по законам противоположностей, чем больше конденсируется ненависть на одном полюсе, тем больше становится заряд милосердия, сочувствия, взаимопомощи на другом. Если с тобой что-то случилось в Донецке и тебе нужна помощь, тебе её обязательно окажут, причём безвозмездно. Но вообще, если смотреть диалектически ещё шире, то я по-манихейски считаю, что зло и добро дано нам в неизменных пропорциях. Кто считает, что в мире добра больше, кто — зла, это отдельный вопрос. Но мною замечено, что в условиях войны люди, находящиеся по одну сторону фронта, очень добры и заботливы друг к другу. Зло они скапливают по отношению к своим врагам по другую сторону, а добро концентрируют по отношению друг к другу.

С начала СВО на Донецк нахлынули волны эмпатии. За несколько дней до удара по Университетской я возвращался из недавно освобождённого посёлка Володарское, где снимал репортаж о пожарных, которые перешли на нашу сторону. Начальник пожарной части сбежал, тем самым обеспечив карьерный рост молодому лейтенанту, который остался на смене. Самое смешное, что история повторилась и снова оказалась фарсом — таким же образом он освободил место начальника для своего бывшего подчинённого, сбежав из пожарной части Тельманово в 2014 году. Фамилия у дважды сбегавшего начальника была греческой, его звали Пандази — почти Папандопуло из «Свадьбы в Малиновке».

Назад в Донецк меня подвезли на эмчээсовском «Урале». Меня высадили на большой кольцевой развязке, где стоял круглый торговый центр, который, собственно, так и назывался — «Золотое кольцо». Общественный транспорт уже не ходил, скоро должен был начаться комендантский час. Донецк я знал плохо, помнил только, что здесь мы несколько раз проезжали. Но как отсюда добираться до моей съёмной квартиры, я не знал, а мобильный интернет упал и не подгружал карту. Звонки проходили, но такси уже вызвать не представлялось возможным, никто не работал в столь позднее и опасное время. Таксист, который подвозил меня на обстрел центра спасателей, вообще известил, что снялся с линии и отсиживается дома, так как его чуть не мобилизовали. Его номер можно было стирать из записной книжки.

Тогда, исчерпав все телефонные попытки, я по старой советской привычке подошёл к обочине и взметнул руку. Вечером подморозило, искрил мелкий снег в свете фонаря, я стоял и голосовал возле остановки. Рядом на скамейке лежал собранный броник со шлемом. Гражданских автомобилей в предкоменданский час ездило немного, мне пришлось подождать, пока передо мной остановился старый жигуль. За рулём находилась девушка, она вышла и открыла багажник, в который я погрузил свой бронежилет. В салоне уже находились мужчина и женщина. Поначалу я думал, что это знакомые девушки или её близкие. Однако через некоторое время мужчина вышел, а вместо него села бабушка. Оказалось, что девушка после работы просто ездит по центру и развозит всех желающих. Естественно, от денег она наотрез отказалась, как её я не упрашивал. Она не была волонтёром, не работала в такси, она просто жила в Донецке. И просто решила хоть как-то помочь своему любимому городу, помочь людям в нём пережить непростые времена. Было темно, лица девушки я не запомнил, но записал как её зовут — Инна.

Примеров взаимопомощи можно привести тысячи. Прифронтовой Донецк — это город, где живут братья и сёстры, и где каждый помогает своими способами, кто как сможет. Не знаю как сейчас, но в самом начале СВО я несколько раз, в определённое время находясь возле Донецкой областной администрации, натыкался на процессию с хоругвями и молитвами, которая обходила здания. Оказалось, что такой крёстный ход совершается каждый день с 2014 года. Возможно, благодаря ему Донецк и не раздолбали, а здание старой администрации цело. Вероятно, не только с помощью ПВО, но и силами молитв была сбита та «Точка-У», в него летевшая. Но, к сожалению, молитвы не уберегли погибших на Университетской.

Диалектика. Святость и святотатство сталкиваются в Донецке. В пасхальную и рождественскую ночь город обстреливался всегда. В апреле 2023 года я решался — идти мне встречать Пасху в Спасо-Преображенский Кафедральный собор, главный храм Донецка, или нет. Всенощную могли и отменить из-за обстрелов, никакой информации на сайте храма я не нашёл. В конце концов я решил прогуляться по ночному Донецку и проверить, открыт ли храм.

Маршрут по пустым улицам я проложил по сторонам, менее опасным при обстрелах. Не искушай Господа своего — живя в Донецке более года, ты уже инстинктивно переходишь на нужную сторону, попутно выискивая глазами укрытие, чтобы в случае чего упасть где безопасно, как минимум — возле бордюра, чтобы к нему прижаться. Однако в любом случае нужно пройти этот чёртов крытый рынок.

Главный рынок Донецка стоит рядом с главным храмом. Он представляет собой цилиндрическое сооружение, накрытое огромным куполом, чем напоминает мне римский Пантеон — одну из главных построек языческого древнего Рима. То есть языческое сооружение соседствует в Донецке с христианским. И пусть торговцы не сильно котируются в священном писании, но те, которые торговали на крытом рынке Донецка — полусвятые, если не блаженные. По какой-то особой нелюбви украинских неонацистов район центрального рынка — один из самых обстреливаемых районов города, его ВСУ обстреливают регулярно. И постоянно кого-то там убивают, поэтому рынок я стараюсь обходить стороной. Только недавно, на Благовещение, его обстреляли. В святой праздник как же не обстрелять Донецк. В тот день мы заехали с нашим оператором Владом на рынок за рыбой. И я и Влад постились, Великий Пост стоял, и мы, как невеликие грешники, старались через ограничение в пище, очистится от накопившихся грехов. Но в Благовещенье можно было есть рыбу и пить вино, и забегая вперёд, скажу, что Влад в тот вечер, несмотря на свою полную и грузную комплекцию залез в эту алкогольную форточку полностью, с головой, животом и ногами, он слишком формально отнёсся к послаблению в еде и питье.

Мы заказали тогда на рынке рыбу, собираясь устроить фуршет вечером по случаю святого праздника. Приготовленную