Смерть в июле и всегда в Донецке - Дмитрий Александрович Селезнёв

Диалектика Донецка

Итак. Как всё получилось-то со мной? В начале был Донецк — я приехал на Донбасс поздно ночью, точнее, меня привезли, и я ехал по незнакомым пустынным улицам, и жёлтым светом лучились фонари. Я поселился в гостиницу «Централь» в центре города. Увидел Донецк я тогда впервые и приехал перед началом чего-то грандиозного — мало кто знал, да и мало кто смог предположить, что здесь начнётся. А началось вскоре оно, то самое, — эСВэО, и сейчас уже никто не знает, чем и когда всё закончится. И теперь большее время в году я провожу здесь, на Донбассе. И можно уже сказать, что здесь моё постоянное место жительства, здесь я живу… Здравствуй, Донецк.

Живу в Донецке, хожу и размышляю, как философ с тросточкой. И вот что могу рассказать философского об этом городе.

Прифронтовой Донецк в силу многих причин очень диалектичен. Тут единство и борьба различных противоположностей по Гегелю формирует его образ. Основные противоположности — это, конечно же, мир и война. Между этими полюсами искрит, через Донецк проходят разряды. Будучи расположенным на краю боевых действий, несмотря на близость войны, гром и молнии которой доносятся постоянно, город отчаянно пытается жить мирной жизнью, как будто ни в чём не бывало.

«Если не будет обстрела, мы погуляем ещё», — я помню женщину, которую увидел в парке через несколько дней после своего приезда. Она, выгуливая своего малолетнего сына, объясняла ему правила существования в мире, где он родился, в мире непростом и жестоком.

А интенсивность обстрелов Донецка с началом СВО увеличилась в разы, и теперь обстреливались не только прифронтовые районы. Снаряды и ракеты стали долетать до центра, а потом и через него.

Первый звонок прозвучал на второй день СВО, когда «Градом» обстреляли республиканский центр МЧС. Мне нужно было оперативно добраться на место происшествия, но машины у меня тогда не было, и возникла проблема с вызовом такси. Дело в том, что в Донецке шла вовсю мобилизация, мобилизация тотальная, брали на фронт всех мужчин — и по желанию, и против воли, поэтому количество таксистов мужского пола резко сократилось, причём, тоже диалектически. Одних водителей такси уже забрали в резервисты — это тезис, а другие не хотели мобилизоваться и отсиживались дома — это антитезис. И в результате синтеза этих двух противоположностей такси в Донецке почти не работало. Тем более не каждый таксист хотел ехать в район обстрела. Мне обещали перезвонить в различных службах. Думал я недолго и ждать не стал — найдя нужную точку на карте и увидев оценку расстояния до неё в 25 минут (а если бежать, то значит и того меньше), я просто надел броник и быстро направился в соседний Куйбышевский район на своих двоих — как известно, журналиста всегда кормят ноги.

Над Донецком поднялся бледный шар февральского солнца, мутный, как и всё наше будущее в тот момент. Да и сейчас, в принципе, оно очень туманно. Я, держа в руках каску и телефон, бежал в бронике по улицам, попутно вертя головой и разглядывая незнакомый мне тогда город. Обволакивали и текли назад помпезные сталинские дома и серые мышиные хрущёвки, проплыли и остались позади несколько высоток в центре. Мимо меня пробегали столбы и скамейки, магазинчики и кафешки. Я пересёк прогулочный бульвар — пирамидки елей, круглые фонари, фигурные кустарники. Затем появилась улица с дорожным движением — как потом выяснилось. это была Университетская, уже через несколько дней она будет залита кровью. По дороге ездили автобусы и автомобили, военные и не военные, по тротуарам ходили люди, людей было немного, некоторые из них стояли на остановках. Я же бежал, уже спускаясь куда-то вниз, с каской в одной руке и с мобильным в другой. Уже тогда вид человека в бронежилете, бегущего лёгкой трусцой по городу, не вызывал удивления со стороны прохожих, которые спокойно шли по своим делам — в Донецке уже стали формироваться и работать диалектические механизмы бытия.

Когда я, изрядно запыхавшись и вспотев, уже преодолел половину пути и подбежал к городскому пруду — границе Ворошиловского и Куйбышевского районов — меня наконец-то догнало и подобрало вызванное такси.

Здание центра МЧС располагалось под шахтным терриконом, прикрывавшим его не с той стороны, с которой было нужно, — склон горы был с тылу, а не с фронта. Но на месте выяснилось, что сам центр не очень-то и пострадал — просто одна из «градин» ударила перед ним и осколки брызнули на стены, разбили несколько стёкол и прошили часть внутренних перегородок. Никого из эмчээсовцев не ранило. Но пострадали гражданские — люди и объекты. Пусть и явно целились в спасателей, но это был недолёт — хотя, тут надо понимать, насколько возможно целиться из «Града», который тупо сажает свои морковки по площадям. Да и цель не совсем военная — эмчээсники, пусть и считаются военизированным подразделением, но помощь они оказывают прежде всего гражданским.

Ракеты не долетели и ушли вправо, они упали на гаражи, которые в результате наполовину выгорели — одна из «градин» прошила крышу бокса и пригвоздила стоящий в ней автомобиль к земле. Другая из ракет разрыла тротуар возле рядом стоящего торгового центра, ещё одна попала во двор частного дома, но, слава Богу, и там никого не убило.

В принципе, ничего необычного для меня не произошло, в Степанакерте, на войне в Карабахе, я уже снимал нечто подобное. Удивление ещё ждало меня впереди, впереди всех нас ждал обгоревший весной чёрный Мариуполь.

— Братан, не подснимешь меня? — Ко мне обратился Андрей Руденко, донецкий пропагандист, с которым меня познакомили буквально намедни. Руденко — крупный и высокий корреспондент, коренной дончанин, родился здесь ещё в СССР, жил в Донецке при Украине и работал военкором с 2014 года, когда тут только начинала цвести Русская весна. Руденко стал рупором своего родного города.

— Да, конечно. — Я взял в руки его телефон и выстроил кадр.

— Это практически самый центр Донецка… — начал Руденко, жестикулируя руками на фоне одноэтажных домов, побитых осколками.

Руденко говорил размеренно, растягивая слова со свойственным ему нахально-донецким акцентом. Руденко — опытный пропагандист, не то что я, в своём спиче он ничего не сказал про МЧС, но зато упомянул