О мясе, кулинарии и убийстве животных - Уайатт Уильямс

«Филдэйл» фургон прокатил меня по многим местам. Например, в разработанную дружелюбным ветеринаром лабораторию тестирования здоровья куриц. Там стояли чистые прозрачные пробирки и сидели очень занятые люди в белых халатах, которые должны были обеспечить здоровье куриц – где бы они ни прятались. Меня свозили в большое многоэтажное здание, в котором, как объяснил мне специалист по маркетингу, «проходила дальнейшая обработка продуктов с высокой добавленной стоимостью». Меня провели внутрь помещения, где показали специальный аппарат, который с помощью мощной струи воды отрезает от куриных грудок лишние кусочки. Мне показали единственную в своем роде конвейерную ленту, где на совершенно одинаковые куриные грудки наносились совершенно одинаковые черные полосы. Это, как объяснили мне шепотом, были особые отметки для жарки на гриле фирменной куриной грудки от Panera Bread. Тут же мне напомнили, что упоминать Panera Bread в моем материале нельзя. Там мне показали и другие машины: одна из них отбирала куриные стрипсы для Jack in the Box, другая упаковывала ножки для Chipotle. Там было еще много других машин.

Следующей остановкой был обед, мы ели сэндвич с жареной курицей. Я продолжил вести непринужденные разговоры со специалистом из отдела маркетинга. Важно было не забывать, что я хочу раскрыть тайну. Так что я пытался формулировать правильные вопросы. Фургон поднимался и спускался по горным дорогам. И наконец, свернув на дорогу из гравия, мы приехали к пастбищу, скрытому за горными зарослями. Неужели это и есть «Спрингер Маунтин»? Это была частная дорога, принадлежавшая Фермону Лаудермилку, довольно крупному мужчине, который слегка привстал с газонокосилки, чтобы поприветствовать меня. Он рассказал, что уже тридцать лет он выращивает цыплят для «Филдэйл». Большую часть времени это не было его основной работой, но после выхода на пенсию из полиции он стал заниматься этим на постоянной основе. Он махнул рукой в сторону шести больших курятников.

На входе мне выдали тонкий белый защитный медицинский костюм, закрывавший меня до самых ног и застегивавшийся от паха до подбородка. Для лица мне дали специальную маску. Фермон открыл дверь и пропустил нас внутрь. Это было вытянутое темное помещение длиной с футбольное поле, в дальнем конце которого, максимально далеко от нас, были курицы, ради которых я сюда приехал. Их перья были белыми, они только начали взрослеть, поэтому были худыми и очень энергичными. Цыплята кудахтали и скептически на нас поглядывали. Фермон сказал, что их было здесь двадцать тысяч. Кажется, курятник помыли незадолго до моего приезда, солома была свежей, на стенах и потолке не было паутины. Пахло тут неприятно. Запах стоял ровно такой, как можно себе представить, если подумать об отходах жизнедеятельности двадцати тысяч птиц. Здесь было передовое техническое оборудование: системы автоматической подачи корма и воды, контроль температуры, контроль количества света в зависимости от того времени дня, которое необходимо имитировать, – и все это Фермон мог настроить со специальной панели у двери.

Только спустя несколько лет, стоя в курятнике в Вирджинии, я понял, что же за хитроумный маленький фокус мне показали в тот день. Фермер из Вирджинии позвал меня за день до назначенной бойни. Все выглядело совсем иначе. Птицы из Вирджинии были той же породы (белая корниш), но из-за веса, необходимого птицам перед забоем, они были ленивы. Они почти не отходили от кормушек, а если им это удавалось, то они еле передвигались из-за огромного веса. Нижние части их тел были красными и стертыми. Клетки были забиты ими так, что они сидели крыло к крылу. И цыплята Фермона выглядели бы точно так же, если бы я увидел их, когда они выросли.

Я называю этот фокус маленьким, в сущности просто небольшой иллюзией, потому что внешний вид куриц в один день так же верен, как и в другой. В начале жизни у цыплят много сил и энергии, в день забоя – ровно наоборот. В свои последние дни они выглядят несчастно, сидя крыло к крылу и страдая от лишнего веса.

Я не знал, что и думать о ферме Фермона. Она не была ужасной, но разве именно это место называлось «Спрингер Маунтин»? Бывший транспортный коп и 120 000 куриц в тесных воняющих сараях? Специалист по маркетингу сказал, «Филдэйл» имеет контракты и с другими заводчиками вроде Фермона. Я поблагодарил Фермона за уделенное мне время.

Потом мы поехали к бойне. На нас надели белые халаты, которые носят мясники, и сетчатые шапочки. Менеджер, пожав мою руку, повел нас на экскурсию. Я был настроен решительно: мне надо задать вопросы, разобраться с фактами и докопаться до всех деталей.

Экскурсия началась в темной комнате. Из фуры, припаркованной у разгрузочной площадки, выкатывались клетки, в каждой по двенадцать куриц. Рабочие этой комнаты были напряжены и молчаливы, они быстро выхватывали из клеток квохчущих птиц и закрепляли их кверху ногами на движущуюся цепь. Везде были перья и помет, воздух щипал глаза. Птицы сопротивлялись, будто бы знали, к чему все идет. Я увидел, как одна курица пыталась выпрыгнуть из клетки – это было бессмысленно. Она была толстой и медленной, ее без труда схватили за лапу. Это было представление, на котором порядок восставал из хаоса: грязная, шумная и непредсказуемая толпа птиц превращалась в единую ровную и предсказуемую конвейерную линию.

Конвейерная цепь напоминала американские горки: непрерывная линия скорости и эффективности. В начале поездки птицы были живыми и напуганными. В конце они будут мертвыми и очищенными.

Курицы на конвейере подъехали к корыту с заряженной электрическим током водой. Первой шла крупная курица – над водой остались только ее лапы – с другой стороны она была уже неподвижна. Только что она дергалась и кудахтала – сейчас безжизненно обвисла. Тонкое циркулярное лезвие неглубоко прорезало ее сонную артерию и яремную вену, из шеи брызнула ярко-красная густая кровь. Через несколько секунд все птицы были мертвы.

Я попытался подсчитать, сколько цыплят умирает на моих глазах. Но так быстро считать у меня не получалось. Один из менеджеров сказал мне, что их цель – двести пятьдесят тысяч куриц в день, то есть не менее ста сорока куриц в минуту. Пока мы разговаривали, напротив нас стоял человек в прорезиненном фартуке с длинным острым ножом. Казалось, он стоит и ничего не делает, просто наблюдает, как я. Рядом с ним была куча крови – это была не лужа, а именно куча свернувшейся крови. Как я узнал позже, его задача – отслеживать огрехи. Работа конвейера не была идеальной. В некоторых случаях электричество не оказывало на птицу желаемого эффекта, и тогда она