Без хлеба. Очерки русского бедствия (голод 1898 и 1911-12 гг.) - Александр Саввич Панкратов

— Проси, — для чего мы тебя выбирали?

Потом пошли к старшине. Просили сначала общественных работ.

— "Долго водили за нос и не дали".

Просили помощи в виде ссуды.

— Нет, — отвечали им.

Земский начальник отказывал и выгонял.

Чуваши приходили толпами и указывали на свою малую недоимочность.

— Дайте, отдадим, как отдавали раньше!

— Нет, — отвечали им. — От высшей власти ничего не приказано.

Тогда чуваши начали писать прошения. Посылали их в уездный съезд, в губернское присутствие, губернатору, но в ответ ни звука. Чуваши ходили каждый день в волость и с замиранием сердца спрашивали:

— Ничего не пришло от вышнего начальства?

— Ничего.

— Как это так? Своих детей забыли? — недоумевали наивные люди. — Может, письмо не дошло?

Они повторяли прошения, но с тем же результатом. Просили священника ходатайствовать за них. На кухне у кармальского отца Никитина я застал целую толпу чуваш. Плачут, беспомощно восклицают:

— Возьмите наших детей! Устали мы ждать помощи.

Отец Никитин ездил к губернатору. Тот спросил его:

— Почему вы обращаетесь прямо ко мне, а не к земскому начальнику?

— Обращались, но ничего не получили.

Губернатор на прошении священника написал:

"Немедленно сделать распоряжение об оказании продовольственной помощи. Губернатор Башилов. В. срочное".

Губернское присутствие 7-го ноября предложило уездному съезду "экстренно рассмотреть это ходатайство и в виде особого исключения распорядиться удовлетворением действительной нужды за счет местных или имперских средств".

Можно было радоваться, — такой блестящий результата. Священник приехал из Уфы и рассказал своим прихожанам. Те перекрестились.

— Слава Богу! Вспомнили о своих детях.

Я были в Кармале 26-го ноября. Спрашиваю отца Никитина:

— Получили помощь?

Печально качает головой:

— Нет.

Из уездного съезда ни слуху, ни духу.

— Слышал я, — передает он, — что в съезде очень недовольны моим посещением губернатора: почему, мол, мимо нас священник прошел? Как же прошел, когда мои прихожане писали и туда? Что делать теперь, — не знаю.

Он повторил прошенье губернатору. Но в успех его уже не верит.

— Не знаю, как объяснить все это прихожанам, — передавал он мне, — говорю, а они не понимают. "Как же так, — возражают, — губернатор приказал, а ничего нет? Кто же в губернии выше губернатора?"

— "Это насмешка какая-то", — говорят.

— "Земский выгоняет, в губернии смеются, — сказали мне один чуваши, — что же нами делать?"

В самые последние дни киргизмиякский врач дал священнику 70 рублей.

— Откройте столовую для голодающих детей!

Это — помощь от частной уфимской организации.

Отец Никитин открыл столовую на 50 человек.

— Капля, — говорил он.

Но и "капле" рад.

Я видел в избах детей. Почти все худосочные. С желтыми лицами.

— В школе у меня, — передавал священник, — такое творится, что хоть распускай всех! Ученики вялые, ничего не понимают, встать еле могут...

А школьной столовой открыть не на что.

Выехав из Кармалы, мы заблудились в бесконечно белой степи. Не было бурана, но мела "поземка" и замела дороги. Ямщик обещал:

— Если пойдем сыртом, то на час раньше поспеем.

Поехали сыртом, но не приехали совсем.

Ночь. Мороз градусов 15. Едем "без путя", через озими, по овражкам, натыкаемся на плетень. Жилье. Залаяли собаки. Мы в деревне. Оказывается, живут чуваши. На "казенной квартире" (изба для приезжающих) спал пьяный хозяин. Около него — пьяная же жена и дети такие же пьяные....

— Богатый, — говорит с завистью провожающий меня чуваш.

Поехали в училище. Учитель тоже чуваш. Совсем мальчик, с задорным, непослушным вихром. Жалованья он получает рублей 12. Но не жалуется. Ест то же, что едят чуваши.

Сидим с ним за чаем. В дверях толпа любопытных. Есть интересные лица, — совсем папуасы, только с белым цветом кожи и без украшений. Учитель рассказывает об их верованьях, чувашском "христианстве", которое так перепутано с язычеством, что не знаешь, где тут Христос и где злой дух Тюргелли.

— У каждого чуваша есть свой Тюргелли. Существует место, где этот злой дух живет, — в амбаре или где-нибудь на огороде. Если кто-нибудь заболеет, Тюргелли приносят жертву. И знаете?..

Учитель немного сконфузился.

— ... Помогает.

— Неужели? — поддерживаю я его вопросом.

Он оживился. Рассказывает, что у одного чуваша была "дурная болезнь", но после того, как напекли лепешек (непременно ночью, чтобы люди не видали) и положили их с молитвой в то место, где живет Тюргелли, больной выздоровел.

Учитель преподавал закон Божий и верил в леших, домовых, оборотней. Он оживленно описывал их, как людей. И мне стало казаться, что, живя среди этих темных, забитых и, видимо, тупых людей, в обстановке вечной картошки, сырости, холода, бедноты, слушая вой в трубе беснующегося бурана, нельзя не верить в Тюргелли и не приносить ему жертв...

Конечно, этот злой дух послал чувашам голод. Он часто приносит его.

— За вино, — утверждают чувашки.

Чуваши рассказывают, "что случилось в их местах нонешнею осенью".

Жил один бедный чуваш. В какой деревне, никто не знает. Пришла к нему весной нужда. Пошел он к богатому и говорит: "Дай мне хлеба, осенью из урожая отдам". Богатый дал. Но осень оказалась голодной, и бедному было нечем возвратить взятое. Ходил-ходил богатый к нему, все без толку. Тогда он свел у него лошадь со двора за долг. Плохо пришлось бедному. Надумал он продать на базаре что-нибудь из домашности, чтобы заплатить богатому и вернуть лошадь. Поехал на базар.

Едет он лесом. Видит, идут навстречу трое голых людей: двое мужчин и одна женщина. Перепугался чуваш. Они подошли и спросили, куда и зачем он едет. Сказал. Голые "наказали" ему:

— Когда продашь, купи нами по рубашке!

Продал на базаре чуваш свою "домашность" и пошел к купцам: "Дайте, — говорит, — самой плохой материи". И рассказал им, для кого он покупает материю. Купцы выслушали и не взяли с него денег.

Едет чуваш обратно. Опять к нему выходят голые. "Купил?" — спрашивают. Отдал он им материю. "Хорошо, — одобрили голые, — теперь айда к нам в гости". Сели в телегу и хлестнули лошадь. Мужики сидит ни жив, ни мертв. Подъехали к землянке. Вошли, а там рай.

— "Что в городе есть, то там есть".

Сели пировать. Голые говорят чувашу:

— Мы не люди, мы — ангелы.

Чуваш и сам уж видит, что они — ангелы.

Во время пира вынесли большой сноп