Том 3. Переводы и комментарии - Анри Гиршевич Волохонский

на нее ужас!

На нее, что взбесилась и в лес убежала.

80_ Моя прислужница эта взяла себе много воли.

Ну, бей по спине хвостом, секи и грози ей!

Пусть в страхе глохнет от медленного твоего рыка!

Тряси своею рыжей на мощной шее гривой!»

Так говорит Кибела и узлы расслабляет.

И свирепый, сам побуждая дух свой, бежит быстро,

Он рычит, урчит, вольной лапой круша чащу,

А когда беловатого влажного берега достигает,

Нежную видит Аттис, как мрамор у стремнины потока,

Совсем рядом. И та, обезумев, в дикий лес убегает.

90_ Там всю жизнь провела она Богини служанкой.

Мать, Великая Мать, Кибеба, мать-владычица Диндима,

Сохрани меня от бешенства своего, укроти его,

А другие безумствуют пусть, буйствуют пусть там другие.

468. LXXIV

Вечно дядя Геллия все чему-то учит,

Рта не закрывает, просто уши вянут.

Все же и у Гелия есть на это средство:

Тете только глотку им заткни — она ни пикнет.

Тут, конечно, дядя возразить не может,

Ни слова не скажет, немее Гарпократа.

469. LXXVII

Руф, ты меня обманул своим дружеским расположеньем.

Что говорю — обманул? Просто свирепо надул.

Ловко подполз, словно пакостный гад ядовитый,

Все дорогое сожрал — ах и увы, увы и ах.

Ядом утробу прожег, этой вредной отравой —

Дружба, выходит, твоя косит как черная смерть.

470. LXXVIII

Галлова невестка нежнее невесты —

С кем невесть нежнее, нежели с сыном.

Галл-то наш — красавец! На большой кровати

На девицу-красавицу дивится наш красавец.

Галл придурковатый в лоб не отличает

Мужних от женатых и дядю не спросит.

471. LXXIX

Лесбий хорош. Хороша с ним Лесбия тоже.

Вместе им хорошо — считает Катулл.

В лес бы не лез бы Катулл. Со всем лесбиянством

Влез бы и сам, Лесбиев чтоб целовать.

472. LXXX

Чьи это губы-алы белым-белы́м белеют,

Словно морозной ночью рожденный иней,

Тающий рано — раньше, нежели ты, о Геллий,

Долгою негой мига достигнешь мигом?

Ах, то не о тебе ли весть голосила глухо —

Дико терзать другого друга дерзаешь, дикий?

Лечит рваные раны Виктор, увы, увечный —

Алчные губы-алы, верно твои, неверный!

473. LXXXI

Нет, никого и в нашем блистательном братстве, Ювентий,

Не было бы достойней, чем ты, о любимый,

Если б не горькая участь на Умбрии дальнем взморье.

Тусклою позолотой статуи этой бледной

Здесь нам твой дух сияет, камнем отныне скован.

Смотришь, не уповая, не узнавая, внемлешь.

474. LXXXII

Квинтий, раз хочешь в глазах ты быть дорог Катуллу,

И если дорог тебе твой замечательный глаз,

И если знаешь ты тоже всех глаз что дороже,

Не отбивай у меня то, что дороже чем глаз.

475. LXXXIV

Горе с этим Аррием! — Да не горе, а горе!—

Хотя бы и не горе, ему бы только гаркнуть.

Просто удивительно, ведь вроде бы учили:

Пишется «худеющий», слышится «гудящий».

Это он от мамы, от грамотного дяди,

От дедушки по матери, от старухи-бабки.

Говорят, что в Сирии полное безветрие,

Гладкое и плавное воздушное затишье:

Душераздирающее халдейское галденье

Наполняет ужасом застывшие стихии.

Аррию из «Ионийских волн в синеве сияющей»

Греция зияет в голубизне горящей.

476. LXXXV

Возненавидев, люблю.

Спросишь — что за безумство? Не знаю.

Чувствую лишь, что этой

Весь я истерзан пыткой.

477. LXXXIX

Геллий, отощал ты, но с какой стати

И в каких таких роковых видах?

Ведь добрая мать, девицы и дядя,

И прелесть-сестра — все живы-здоровы.

Расскажи, когда ты худеть кончишь,

И куда ты худел, и откуда худел ты.

478. XC

Мага на свет принесло материнское лоно

Геллию в дар: по персидским утробным гаданьям

Мага родила мамаша — как видно,

Действенна все-таки даже и персов поганая вера!

Гимны поет благодарный довольному богу,

Щедро в огонь подливая топленое сало.

479. XCIII

Нимало не ведаю, Кесарь ты, что за лицо ты —

Бел ты иль черен ты, даже и знать не хочу.

480. XCIV

Этот потасканный хуй с потаскухой хуевой

Словно горшок, по себе выбирающий кашу.

481. XCVII

Видно, сойду я с ума, размышляя ночами —

Рот у Эмилия хуже смердит или жопа?

Этот ведь грязен не менее, также и та не грязнее…

Думаю, думаю… Все-таки жопа и лучше, и чище,

Ибо беззубая. Зубы — оглобли, длиннее телеги

Челюсть, а если зевнет ненароком Эмилий —

Вешай хомут, ибо вонь словно из-под кобылы

Мула, что в зной полыхающий, в полдень горячей порою

Ссыт в невесомую пыль меж ослов с отдаленных пекарен.

Похоть и прелесть. Но что же там хуже?..

Утро. Светает. Являются свежие мысли:

Ежели вылизать жопу, так, может, оно полегчает?

482. XCVIII

Все, что о тебе можно сказать, о протухлый Виктий,

Будет, как сам говоришь ты, многословно и глупо.

Ты языком ведь можешь, если захочешь пользы,

Вылизать зад или просто сыромятную обувь.

А если желаешь зла нам, молви одно лишь слово,

И все мы тут же исчезнем от этой причины малой.

483. C