Из пережитого - Юрий Кириллович Толстой

отчет в том, что оно далеко не исчерпывающе и может быть оспорено. Большинство из фронтовиков, с которыми связана моя судьба вначале на студенческой скамье, затем в аспирантуре и, наконец, на педагогическом поприще, попали в горнило войны либо сразу после десятилетки, либо не успев ее закончить, либо с первых курсов институтов. В сущности, это были еще дети, которые только начинали взрослеть. Война вычерпала из них такое количество телесных и духовных сил, которое лишь немногим впоследствии удалось восполнить. С другой стороны, у людей, которые не раз оказывались на волосок от смерти, пробуждается необычайная жажда жизни, неистребимое желание жить во что бы то ни стало. Мальчики и девочки, которым сейчас под семьдесят, а то и за семьдесят, главное дело своей жизни сделали во время войны. На большее многие из них уже никогда не оказались способны. Этим можно объяснить их склонность к конформизму, стремление жить в ладу с начальством, не идти против течения. Раскачать их на какую-то гражданскую акцию, вывести из состояния социальной летаргии, в котором многие пребывают, необычайно трудно. Разумеется, эта характеристика относится далеко не ко всем фронтовикам. Среди них немало таких, кто и по сию пору сохранил юношескую боевитость. Но будем откровенны – многие ее утратили. Далеко не лучшим образом сказалось на них и членство в партии, которое продолжалось несколько десятилетий. Правда, теперь иные из них ведут себя так, словно никогда не имели и не имеют к партии никакого отношения, забывая при этом, что в свое время присосались к ней, как к свиноматке, и сделали карьеру не столько за счет собственных интеллектуальных ресурсов, которые зачастую были более чем скудными, сколько за счет членства в партии. Не будем, однако, судить их слишком строго. Будем всегда помнить, что они заслонили Отечество в самую трудную для него годину.

Уже после завершения книги я услышал мнение вице-премьера России Владимира Шумейко о перспективах нынешнего правительства. Ход его рассуждений сводится к тому, что большевистскому правительству тоже предрекали неминуемое падение, а оно продержалось у власти свыше 70 лет. Вице-премьер умолчал, однако, о том, что правительство, которое пришло к власти в октябре 1917-го, продержалось благодаря невиданному террору, который вселил страх в сердца и души нескольких поколений, благодаря политике геноцида, которую оно проводило в отношении собственного народа. Судя по аналогии, которую провел Шумейко, он, по-видимому, рассчитывает на то, что и нынешнее правительство удержится у власти с помощью тех же методов. Оставим на совести автора заявления, насколько оно вписывается в рамки общечеловеческой морали. К тому же я не уверен в том, что терпения народа надолго хватит.

Чистейшим надувательством я считаю и предстоящую выдачу приватизационных чеков, которые в народе сразу же метко окрестили похоронками Ельцина – Гайдара. Людям уже сегодня нечего есть, а им в виде якоря спасения предлагают приватизационный чек, который можно либо загнать, либо вложить в какое-либо предприятие в ожидании дивидендов. По-видимому, сразу же после выдачи чеков начнется их массовая скупка биржевыми спекулянтами по курсу значительно ниже номинальной стоимости. Скупать чеки будут у алкашей, других социально деклассированных элементов, а также у тех, кто предпочитает хоть что-то получить сейчас, чтобы купить хлеба насущного, чем ждать у моря погоды, принесет ли чек дивиденды или погорит вместе с предприятием, в которое вложен. К тому же люди преклонного возраста этих дивидендов могут и вовсе не дождаться, а хоронить их не на что. Вот почему название «похоронки» как нельзя более точно отражает социально-демагогическую сущность операции по выдаче чеков, явно рассчитанной на обман простонародья.

Что же касается меня, то я в известной степени оказался в положении Говорухи-Отрока, героя знаменитого рассказа Бориса Лавренева «Сорок первый». Помните, Говоруха-Отрок делится сокровенным с Марюткой, его и счастьем, и проклятием. Он говорит, что встретил революцию как невесту, а солдаты за то, что он офицер, обмазали его на вокзале дерьмом. Так и я: готовил исподволь умы своих студентов и аспирантов к грядущим переменам, как мог, прочищал их мозги, но никогда не думал, что эти перемены будут выступать в таком обличье, принесут горе и страдания десяткам миллионов людей, обернутся гибелью тысяч, а в недалеком будущем, возможно, и миллионов. Словом, оказался в положении человека, которого если не в прямом, то в переносном смысле обмазали дерьмом.

Чувства, которые я испытываю, выразил в таких стихах:

Нам больше нечего делить

В эпоху запустения,

Не знаем, как свой век дожить,

Не совершив падения.

Разбиты вдребезги мечты,

Все продано, все предано,

Не знаем мы, кто я, кто ты,

И что нас ждет – неведомо.

Так пусть хотя бы в небесах

Мы вымолим прощение,

Иначе Бог наш жалкий прах

Не удостоит тления.

Уже недолог путь земной,

Ничто здесь не рассудится,

А там, за роковой чертой,

Возможно, что-то сбудется.

Помня о том, что всякие аналогии опасны, все же позволю заметить, что сейчас у нас происходит переход от поместья к вотчине. Читатель, располагающий минимумом исторических сведений, по-видимому, знает, что поместье предоставлялось под условием службы, а вотчина – это безусловное наследственное владение. Разумеется, еще задолго до перестройки перерастание поместья в вотчину происходило. По наследству оставляли если не акции и десятины, то привилегии, выбитые за годы прохождения службы: престижные квартиры, дачи, закрытые распределители, преимущества в лечебном и санаторно-курортном обслуживании, персональные пенсии и многое другое. Но все же до перехода к вотчине было еще далеко.

С другой стороны, дельцы теневой экономики давно мечтали о том, как бы «отмыть» неправедно нажитые деньги и легально заняться тем, чем они десятилетиями занимались, время от времени встречаясь на этой почве со «знатоками» из известного сериала и Уголовным кодексом.

На определенном этапе интересы номенклатуры, которая стремилась к наследственному закреплению своих привилегий, с одной стороны, мафиозных и преступных групп, с другой, сомкнулись, что и предопределило успех акций, предпринятых в сентябре – декабре 1991 года. Думаю, что не обошлось здесь и без ощутимого влияния из-за бугра.

Теперь самое время поговорить о тех, кто оказался у кормила власти. Большинство из них были вынесены на гребень волны популизмом, который сродни необольшевизму. Вообще нынешние лидеры очень напоминают лобастых мальчиков первых лет революции. И тем и другим нет сорока, а то и тридцати, и те и другие ведут счет на миллионы, широкомасштабно мыслят и ради достижения своих целей (как правило, призрачных) готовы не останавливаться ни перед