Мемуары - Станислав Понятовский

Но по мере того, как в войну с турками втягивалось всё большее количество русских частей, а успех уводил их всё дальше от польских границ, число русских войск, находившихся в самой Польше сокращалось — число же сторонников барской конфедерации возрастало, и анархия с каждым днём принимала всё более широкий размах.

С 1769 по 1775 год не было выборов ни депутатов, ни трибуналов. Комиссии по делам военным и финансовым вместо того, чтобы обновляться раз в два года, оставались в составе, утверждённом сеймом 1768 года. Правда авторитет военной комиссии не подвергался никаким испытаниям, ибо большинство армейских частей высказалось в пользу конфедерации; что же касается комиссии по финансам, она не располагала и половиной государственных доходов, частенько перехватываемых барскими конфедератами.

В сущности единственной ветвью исполнительной власти, функционировавшей нормально, была выдача королевских патентов на ставшие вакантными места, но и она была до крайности стеснена русскими рекомендациями, становившимися почти приказами благодаря настоятельности, с какой их давал русский двор, и без конца повторяемым его министрами аргументом — король, дескать, должен помнить, что если бы Россия его не поддерживала, он был бы свергнут конфедератами, и что этого довода вполне достаточно для того, чтобы при назначениях отдавать предпочтение русским кандидатам.

Следует признать, однако, что как раз Волконский был тем русским посланником — из всех, сменившихся за годы правления Станислава-Августа, — который реже других использовал преимущества своего положения, дабы стеснять короля при распределении милостей.

Волконский был человеком деликатным, неподкупным, перешагнувшим уже возраст страстей человеческих — следовательно, на него не влияли ни себялюбие, ни выгоды, ни женщины... Он издавна любил Чарторыйских и ему было не просто обособиться от них, но и он заметил, что пользуясь славой главных фаворитов России, которой они без конца похвалялись, князья Чарторыйские, едва только речь заходила о том, чтобы воспользоваться своими преимуществами для поддержки короля, оказывались никак не готовыми энергично выступить против конфедератов или даже тех, кто их поддерживал.

Всё то время, пока длились междоусобные потрясения, Чарторыйские не покидали Варшавы. Сильный русский гарнизон, постоянно там находившийся, надёжно защищал старцев от выходок конфедератов и их самоуправства. В то же время, постоянное пребывание в столице давало им основание заявлять русским послам:

— Какие же мы конфедераты — ведь мы всё время с вами!..

Конфедератам же они говорили, что не имеют возможности их поддерживать, ибо находятся, практически, в руках русских, не выпускающих их, якобы, из Варшавы... Благодаря их регулярным сношениям с конфедератами, отряды этих последних, шнырявшие по всей стране, щадили имения князей Чарторыйских...

V

В этом же 1769 году руководители барской конфедерации опубликовали два акта, особенно остро нацеленных против короля.

Первый из них был подписан Красинским, маршалом конфедерации для земель короны, в турецком лагере в Варне 9 апреля. В акте провозглашалось междуцарствие, а избрание Станислава-Августа королём объявлялось недействительным. Осуществить этот акт на практике поручалось Паку, маршалу конфедерации для Литвы, которому, поскольку он находился на польской земле, было легче распространить действие акта на всю страну.

В соответствии с этим актом Красинского, Пак подписал 9 августа в Конечной, маленькой польской деревушке на границе с Венгрией, второй акт, где не только вновь провозглашалось междуцарствие, но и звучал прямой призыв расправиться с королём — то ли в открытом бою, то ли путём убийства, — если он будет продолжать держаться за трон.

Говорили, что подписывая подобный акт, Пак не следовал собственным своим чувствам, а лишь повиновался большинству совета конфедерации, его окружавшего, особенно же давлению главного казначея Весселя — того самого, которого король, будучи ещё частным лицом, спас на сейме избрания от позора и наказания за то, как распоряжался он доходами Польши во времена Августа III...

Что же касается самого Пака, то он по рекомендации короля получил, в своё время, место в военной комиссии Литвы — при её организации. То был человек, выделявшийся своей образованностью на фоне обычного тогда для Польши среднего уровня. Он несомненно обладал более светлой головой, чем его соратник Красинский — к сожалению, величайшее тщеславие и гордость затемняли этот свет. Пак воображал себя глубоким политиком, но на многих встречах проявил себя скорее педантом, чем деятелем поистине искусным.

В остальном он имел глупость, наряду с другими, приписывать королю несправедливости, чинимые Россией, и страдания польской нации — как их следствия; он надеялся также на гораздо более действенную поддержку со стороны Франции и Австрии, чем та, что Франция могла, а Австрия хотела оказать барской конфедерации.

Капитулировав в Несвиже вместе с Карлом Радзивиллом, Пак дал слово не выступать более против русских, затем нарушил его и, предвидя, каковы могут быть последствия, если он будет пленён вторично, держался всё время поблизости от границы с Венгрией, куда и скрывался, как только к месту, где он находился, приближались русские войска. Многие акты и приказы Пака помечены названиями поселений, расположенных на венгерской территории.

Венский двор потакал этой игре. В первые годы русско-турецкой войны Австрия радовалась, казалось, наблюдая за тем, какие сложности доставляет России барская конфедерация. По сути, венский двор весьма ревниво следил за тем, как Польша, мало-помалу, превращается в русскую провинцию. Австрия даже поддерживала в турках надежду на то, что она присоединит свою армию к турецкой, чтобы возместить ущерб, нанесённый русскими победами. Она дошла до того, что пообещала это туркам письменно — и турки заплатили за этот договор миллион секинов золотом...

Вскоре, однако, мы увидим, что Вена резко изменила свой политический курс.

VI

Прежде чем перейти к этой новой эпохе, необходимо дать читателю возможность составить себе точное представление о ситуации, в которой находились король и нация в 1770 году.

Ничто не сможет выполнить эту задачу более точно и с большей достоверностью, чем копии многочисленных депеш короля, адресованных как раз в это время Псарскому, его представителю в Петербурге, а ещё того лучше — копии писем короля императрице...

Копия письма короля императрице от 21 февраля 1770. «Государыня, сестра моя!

Настоящее моё письмо посвящено теперь уже не бедствиям всей Польши и каждого её жителя — детали этой картины должны быть вашему императорскому величеству известны по многочисленным памятным запискам и нотам, вручавшимся, одна за другой, вашим министрам в Петербурге и в Варшаве.

Разумеется, я умоляю ваше величество принять их во внимание и как можно скорее помочь нашим бедам всеми возможными на нынешний