Мемуары - Станислав Понятовский

прежде чем он принесёт всей стране в целом, и его устроителям в частности, печальные последствия, которые генерал предвидел. Он хотел, таким образом, избавить и короля от жестоких испытаний, неизбежных (учитывая наличие русских войск в самой Варшаве) при позиции Станислава-Августа — промежуточной между недавними обязательствами, принятыми сеймом заодно с Россией, с одной стороны, и опубликованным в Баре актом, с другой. Ведь мотивы барского движения были несомненно патриотическими — кем бы ни были те, кто этим движением руководил.

Заранее отвергая то, что Мокроновский предполагал им сообщить, и вынуждая генерала обратиться к ним письменно, эти люди и сделали вид, что страшно спешат к туркам — лишь бы генерал не смог до них добраться.

Затем они разослали во все стороны своих эмиссаров, создавших множество мелких, частных конфедераций в местах, поблизости от которых не было русских войск.

В руководство конфедерации, созданной в Литве, был избран некто Пак, староста Зёлева, занявший в Литве то же положение, что Красинский занимал в землях короны. Окружение Радзивилла подговорило князя дать денег на избрание Пака и поддержать его двумя или тремя тысячами солдат, находившихся на содержании Радзивилла.

Осаждённый вскоре русскими в Несвиже, своём опорном пункте, Радзивилл был вынужден в ноябре 1768 года капитулировать — за себя, за Пака, и за всех сторонников барской конфедерации в Литве.

Русские полагали, что с ними покончено, но Радзивилл не успокоился до тех пор, пока не бежал из страны вместе с Паком и большинством своей семьи и своего окружения, чтобы в Турции соединиться с Красинским.

Затем Пак остался с Красинским, а Радзивилл отправился путешествовать по всей Италии, вплоть до Франции, развлекая обитателей этой страны пестротой своего многочисленного кортежа, почти все члены которого, включая сестру Радзивилла, путешествовали верхами.

На материале их приключений, имевших место в действительности, а ещё более — выдуманных самим Радзивиллом после возвращения домой, написан комический роман.

VIII

Обер-егермейстер Ксаверий Браницкий, которому военная комиссия (согласно вышеупомянутого решения сенатского комитета) поручила, в качестве воинского начальника, привести к повиновению отряды республики, выведя их из-под влияния барского объединения, опубликовал в центральной части Польши циркулярные грамоты соответствовавшего содержания и предпринял всё возможное, чтобы достойно выполнить полученное им задание в кратчайший срок.

Будучи отвергнут руководством конфедерации, он вынужден был атаковать их сторонников в самом Баре, что и было предпринято 21 июня 1768 года. В своём распоряжении Браницкий имел лишь полк королевских улан, конную гвардию Литвы да несколько небольших подразделений из разных полков — в большинстве, кавалеристов, которым, однако, пришлось в этом случае выполнять задачи пехоты.

Накануне штурма Бара, Браницкий внезапно напал на расположенный неподалёку от этого городка лагерь конфедератов, улёгшихся спать безоружными и без охраны. Сообразуясь с приказом короля не проливать по возможности польской крови, Браницкий не сделал своим противникам ничего, но потребовал, чтобы они отреклись от подписанного в Баре акта. Они попросили отсрочки до утра следующего дня — и получили её.

В течение ночи, однако, к ним прибыло подкрепление, сделавшее их вдвое многочисленнее, чем отряд Браницкого. Конфедераты готовились атаковать его, но тут примчался Апраксин с несколькими сотнями русских.

Конфедератам удалось укрыться в городе, они были вскоре атакованы там, разбиты, захвачены в плен и почти сразу же отпущены. Предварительно с них было взято слово не идти на соединение с Красинским...

Остаток 1768 года прошёл в мелких стычках, в ходе которых сторонники конфедерации, действовавшие разрозненно, терпели почти повсеместно поражение от русских, невзирая на личную отвагу многих конфедератов. Не имея ни пехоты, ни пушек, не владея даже азами тактики, не будучи хоть сколько-нибудь дисциплинированы, они могли нанести ущерб только своей стране, которую они сами же беззастенчиво грабили, обвиняя в последствиях — русских.

Более всего конфедераты вредили королю, доходы которого они перехватывали где только могли, особенно после того, как им удалось захватить величские солеварни. Так что упомянутый выше уланский полк короля употреблялся, главным образом, для защиты королевских экономий; схватка в самом Баре была в том году единственным исключением.

Русские войска повсеместно проявляли себя защитниками и друзьями польского правительства; подтверждая законность того, что только что утвердил сейм, они называли бунтовщиками всех тех, кто выступал против этих решений.

Такое состояние страны сохранялось до тех пор, пока три страшных бича, соединившись, не обрушились почти одновременно на Польшу.

Глава шестая

I

Чума, занесённая из Турции, крестьянский бунт и, наконец, вторжение на Подолию целой армии турок — эти три события требуют более подробного изложения.

Чума проникла вначале в Россию, и уже оттуда достигла границ Польши. Присутствие в республике русских войск и их постоянные сношения со своей страной, которым нельзя было помешать, делали невозможными обычные в подобных случаях предосторожности и препятствия, при помощи которых принято было в те времена бороться с этой бедой. Чума захватила всю южную Польшу — от Днепра до Буга.

Только на землях князя Чарторыйского, воеводы Руси, погибло от двадцати двух до двадцати трёх тысяч человек — без того, чтобы, год спустя, доходы магната существенно уменьшились; можно судить по этому об его богатстве.

Чума дала королю Пруссии дополнительный повод укрепить военные кордоны, всячески стеснявшие польскую торговлю; с их помощью пруссаки стали захватывать владения республики задолго до того, как присвоить их окончательно. Чума также облегчила королю Пруссии рекрутские наборы — он вербовал солдат в Польше чаще насильно, чем добровольно.

В то же время чума научила уму-разуму польских крестьян: когда в последующие годы зараза неоднократно приближалась к границам Польши, крестьяне, не дожидаясь правительственных приказов, баррикадировали свои деревни, предохраняя их от связей с внешним миром не хуже, чем это делала бы полиция.

Крестьянский бунт был повторением того, что однажды уже имело место столетие назад при правлении Яна-Казимира, и возник он по тем же причинам.

Польские магнаты, владевшие огромными поместьями в местах, называемых польской Украйной, сами жили там редко. Обычно они перепоручали свои имения притеснявшим крестьян управляющим, повсеместно называемым там комиссарами, и не контролировали их деятельность. Тем самым, эти люди, то и дело злоупотреблявшие оказанным им доверием, получали возможность удовлетворять самыми различными способами свою алчность и свою жестокость, что усиливало и увековечивало возникшую много лет назад — благодаря отличию церковных обрядов греческих от обрядов латинских — антипатию крестьян к своим господам, которым они противостояли в соотношении ста, и двухсот, и трёхсот против одного.

Ненависть крестьян к польскому имени возрастала и благодаря надувательству со стороны евреев