Пролог. Документальная повесть - Сергей Яковлевич Гродзенский

20 октября 1964

Пришло двадцатое число, и мне принесли почтовый перевод от собеса – пенсия. Спасибо за твои заботы и так далее. Когда ты будешь в Москве, напиши.

В. Ш.

В. Т. Шаламов – Я. Д. Гродзенскому

12 декабря 1964

Дорогой Яков.

Твое письмо привело О. С. в величайшее волнение: «Это – насчет сватовства!» – сказала она, хватая конверт. Извлеченная из конверта цитата из Чехова разочаровала О. С. Но меня не разочаровала. Я не держусь того взгляда, что в искусстве лгать нельзя. Это пустая красивая фраза. Полицейский провокатор, каким был Генрих Гейне, – наиболее яркий пример того, что в искусстве можно лгать совершенно так же, как в любом роде человеческой деятельности.

Да и пушкинская «Полтава» – поэма исключительного художественного качества, совершеннейшей словесной ткани, показывает, что художник в Пушкине мог быть отмобилизован на идеи, очень далекие от декабризма. Все гораздо сложнее, чем думалось Чехову. Совершив столетний оборот, русское время подходит к своей шкале – к нравственному нулю, как накануне шестидесятых годов.

И возможно, что нужно начинать с личного примера, с оценки совести каждого своего поступка и в нравственном совершенствовании видеть единственный рецепт второго – чтобы никогда не повторялось то, что было с нами.

Приходи, звони. Жму руку. О. С. шлет тебе привет.

В. Шаламов

В. Т. Шаламов – Я. Д. Гродзенскому

27 декабря 1964

Яков. Поздравляю тебя и всю твою семью с Новым годом и желаю, чтобы позитивные начала нашей текущей жизни1 укрепились окончательно. Почти все будет решено именно в 1965 году.

С уважением и приветом. О. С. и Сережа приветствуют и поздравляют.

Примечание

1 Имеется в виду смещение Н. С. Хрущева на Пленуме ЦК КПСС 14 октября 1964 года.

В. Т. Шаламов – Я. Д. Гродзенскому

3 января 1965

Дорогой Яков. Спасибо за сердечное письмо. Как дела с консультацией по поводу «Вейсманиста»1?А самое главное – когда ты будешь в Москве?

О. С. и Сережа шлют свои приветы.

В. Шаламов

Примечание

1 В. Т. Шаламов просил Я. Д. Гродзенского выяснить у его рязанских знакомых профессоров-медиков, кто открыл хромосомы. Это было нужно для его рассказа «Вейсманист».

Я. Д. Гродзенский – В. Т. Шаламову

7 января 1965 г., Рязань

Варлам! Я обещал тебе по приезде в Рязань немедля сообщить о «Вейсманисте». Немного задержался не только из-за разных житейских забот, но и из-за того, что одна читательница (научный работник – физиолог) заявила, что последнюю фразу из «Вейсманиста» («Профессор так никогда и не узнал, что создан электронный микроскоп и хромосомная теория получила экспериментальное подтверждение») надо вычеркнуть, т. к., дескать, и электронный микроскоп, и экспериментальное подтверждение известны давно, и проф. Уманский не мог не знать об этом.

Читавшие это профессора медицинских (физиолог), биологических и химических наук считают, что фразу надо оставить: электронный микроскоп был создан за границей лишь в 39 году, а у нас еще позднее. И Уманский, находясь на Колыме, мог не знать этого. Резюме: все правильно в «Вейсманисте».

В твой адрес раздается очень много самых хвалебных и лестных замечаний. Не буду перечислять их: это потребует много времени. Скажу лишь, что один сравнивает твое творчество с игрой Жана Габена: скупость и сдержанность сочетаются или подчеркивают трагизм и силу. Один «нигилист» (ему под 70, и он под стать Уманскому), которого в свое время не совсем удовлетворил «Один день…», заметил, что в «Зеленом <прокуроре>» надо бы перегруппировать материал, а в «Заговоре юристов» уточнить сюжет, чтобы было понятно не только тем, кто был «там», но и тем, кто «там» не был.

Впрочем, он же заметил: «Хорошо бы издать большим тиражом да перевести на другие языки».

В общем, твое время впереди. Талантливые творения завоюют сердца читателей.

Между прочим, в конце «Шоковой терапии» я приписал, что «Мерзляков должен был умереть». Все читатели считают, что я ошибся. От некоторых мне крепко досталось. Придется стереть приписку.

Когда станешь широко известным писателем, ограничу свои визиты к тебе: не хочу быть ракушкой, прилипшей к большому кораблю, предпочитаю свободно обитать в людском планктоне.

Поклон О. С. и Сереже.

Як. Гродзенский

В Москву намереваюсь возвратиться числа 20-го, чтобы как-нибудь втереться в Ленинскую библиотеку.

В. Т. Шаламов – Я. Д. Гродзенскому

12 января 1965

Яков. Грипп не дает мне возможности ответить достойным образом на твое сердечное, важное и интересное письмо. Начну с самого конца твоего письма – с билета в Ленинскую библиотеку. Я получил билет без затруднений и думаю, что тебе обмен удастся, без сомнения. Только не езди туда, не повидавшись со мной. Я попрошу принять участие в обмене тещу Асмуса, старую бестужевку1 и кадровую сотрудницу Ленинской библиотеки.

Если почему-либо этот «блат» расстроится, то есть другая возможность – участие в операции «библиотека», или «Знание», или «столовая» – в любой – дочери той самой машинистки с Преображенской заставы, о которой ты осведомлен достаточно.

Ее дочь – одна из заведующих отделом Лен<инской> Биб<лиоте>ки и мне когда-то говорила, что, дескать, «меняйте билет» и, если что-либо встретит препятствие – позвоните мне, я тут же выйду (они ведь там сидят, как в МВД за сетью рогаток и постов, требуются разноцветные пропуска и т. д.) и устраню преграды.

Мне обменяли по старому билету, поверив на слово, не требуя предъявления документа (потерянного мной).

Насчет «Вейсманиста» – я очень рад, что исправлять ничего не надо. Затруднение мое было связано не столько с электронным микроскопом, сколько с вопросом о том, связана ли хромосомная теория наследственности только с именем Моргана (и тогда рассказ следовало бы назвать «Морганист», не меняя в нем ни слова) или Вейсман годится для хромосомной теории (той, которая подтверждена электронным микроскопом).

В «дискуссии» биологической пресловутой и Вейсман, и Морган были перепутаны друг с другом; имена, идеи, открытия Моргана, Менделя, Вейсмана подменяли друг друга. Подтекст («Лысенковский подтекст») был тот, что Вейсман откровенный идеалист, и, припустив к нему Моргана и Менделя, можно было утопить хромосомную теорию. Тот самый классический способ «амальгамы» применялся и здесь. Вейсман не имеет отношения к хромосомной теории.

Рассказ следовало назвать иначе – вот разрешение какого вопроса было мне нужно. Я получил об Уманском2 письмо от Лесняка3 и кое-что вставил в рассказ интересное, так что тот текст, что у тебя, не может считаться аутентичным. Захвати «Вейсманиста» с собой, я тебе сделаю исправления.

Замечания твоего знакомого о «Зеленом прокуроре» имеют веские основания. То, что «Зеленый прокурор» – черновая запись, скажется на этом материале всегда. В «Заговоре