Пролог. Документальная повесть - Сергей Яковлевич Гродзенский


Пролог. Документальная повесть читать книгу онлайн
Пролог означает введение, пролог жизни человека – это история его предков. В первой части повести автор исследует родословную своей семьи и описывает жизнь родителей. При этом использует обширный документальный материал из государственных и семейных архивов. Во второй части собраны неопубликованные материалы из личного архива его отца Я. Д. Гродзенского. которого В. Т. Шаламов называл одним из своих ближайших друзей, а А. И. Солженицын посвятил хвалебные строки в «Архипелаге ГУЛАГе» и в книге «Двести лет вместе».
Книга написана увлекательно и может быть интересна широкому кругу читателей.
Теперь – самое главное: насчет «планктона». За всю свою жизнь я усвоил один урок, сделал твердый вывод, что главное в человеке, редчайшее и наиболее важное – это его нравственные качества.
Улучшение тут возможно только с этого конца (а не с «электричества и пара» как шутил Чехов4), и роль морального примера в живой жизни необычайно велика. Религия живых Будд5, сохранившаяся до сих пор, подтверждает необходимость такого рода примера в живой жизни.
Падение общественной нравственности во многом объясняет трагические события недавнего прошлого. Я думаю, что ты своей жизнью приобрел главное человеческое право – право судьи. Что касается меня, то я просто стараюсь выполнить свой долг.
Приезжай скорее. Ольга Сергеевна и Сережа шлют тебе и твоей семье самые сердечные приветы.
Твой В. Шаламов
Перечел письмо. Не поблагодарил за вырезку из «Литературной России» о Б. Пастернаке.
Это новогоднее приветствие – явно искусственное: выдавленные из пера фразы, вовсе лишенные Пастернаковского блеска, изящества и радости произнесения написанного слова. Это – нечто вроде статей Шостаковича. Я думаю, что Пастернак, перечтя это свое произведение, путался в своем архиве.
Редактором «Октября» был тогда Панферов (или Храпченко), кажется, Храпченко6. Храпченко мог попросить Пастернака о такой статье, а сам Б. Л. [Пастернак] жадно искал всякой возможности общения с «широким читателем», не упуская даже речи у венгерского посла и т. д.
Дурак Сартр7 в своей статье о Западе и Востоке уверен, что П<астернак> – «эмигрант» и что советские поэты, такие как Вознесенский, ушли гораздо дальше. Бред собачий какой-то. И все это печаталось, говорилось. Не умнее держал себя Сартр и в случае отказа от Нобелевской премии.
Примечания
1 «Бестужевками» называли слушательниц Бестужевских курсов – высших женских курсов в Санкт-Петербурге (1878–1918), одного из первых женских высших учебных заведений в России.
2 Уманский Яков Михайлович (1879–1951) – патологоанатом, упоминается в рассказе Шаламова «Вейсманист».
3 Лесняк Борис Николаевич (1917–2004) – фельдшер в Беличьей районной больнице для заключенных. Друг В. Т. Шаламова, «колымчанин», упоминаемый в рассказе Шаламова «Перчатка». Автор воспоминаний (Лесняк Б. Варлам Тихонович Шаламов // Ленинградская панорама. 1990. № 1. С. 25–28; № 2. С. 22–26).
4 Шаламов имеет в виду слова А. П. Чехова из письма издателю А. С. Суворину от 27 марта 1894 года: «…Расчетливость и справедливость говорят мне, что в электричестве и паре любви к человеку больше, чем в целомудрии и в воздержании от мяса». (Чехов А. П. Собрание сочинений, т. 12. Письма. М.: Художественная литература, 1964, с. 46).
5 «Религия живых Будд» – вера не в богов, а в реальных людей героического поведения, воплощающих нравственное совершенство.
6 Главным редактором журнала «Октябрь» в конце 1957 года был Ф. И. Панферов.
7 Сартр Жан Поль (1905–1980) – французский писатель, философ и публицист. В 1964 году Сартр отказался от Нобелевской премии по литературе. В своем «отказе» Ж. П. Сартр с возмущением отметил, что Б. Пастернаку Нобелевская премия была присуждена раньше, чем М. Шолохову.
Я. Д. Гродзенский – В. Т. Шаламову
6 апреля 1965 г.
Варлам, здравствуй. Март и апрель – месяцы моих юбилеев. 13 марта минуло 30 лет со дня моего ареста в Москве. 17 апреля 1943 года – первое освобождение. 20 апреля 1954 года – постановление о моем освобождении и амнистия, выпустили только в июне. 20 апреля 1955 года – реабилитация.
Все эти даты отмечены болями в сердце, от которых понемногу избавляюсь лежанием в постели и рецептами жены. Она – педиатр и детишек моего возраста не лечит, но я слушаю ее. Получил примечательное письмо из Воркуты (копию его и моего ответа – прилагаю). Никак не догадаюсь, кто надоумил их написать мне. Мне кажется, что в Воркуте не осталось никого, кто знал бы меня.
Я понимаю, что и музеи, и другие органы хотят изобразить другую историю, а не ту, которая была в действительности. Если воскресить всех погребенных под домами, копрами, клубами, заводами, учреждениями, стадионами, дворцами – зашевелится тундра, стоны заглушат, слезы зальют все процветающее и преуспевающее теперь. У меня нет ни просимых наград, ни грамот. Писать воспоминания так, как им хочется, – не буду. В прошлом я вижу и помню другое.
Знакомый нам поэт1 писал:
И лишь оглянемся назад,
Один и тот же видим ад.
О себе могу сказать:
Я много лет дробил каменья
Не гневным ямбом, а кайлом.
Я жил позором преступлений
И вечной правды торжеством.
Я не могу и не буду лгать о том, что знал и видел, а видел я, что
Здесь хоронят раньше душу,
Сажая тело под замок.
Кто бы и как бы ни писали историю, пусть помнят – что слез этих жизнь никогда не забудет.
В 30-х годах свирепо, как никогда, шерстили своевременно умершего в 1932 году М. Н. Покровского за его признание, выраженное афоризмом «История – это политика, опрокинутая в прошлое». И в качестве опровержения этого крамольного высказывания издали «Краткий курс Истории ВКП(б)».
Не хочу и не буду соавтором нового «Краткого курса», если и пошлю в Воркуту скромные воспоминания свои, то только для того, чтобы современники, и прежде всего молодежь, помнили и говорили:
Мы ведь пашем на погосте,
Слишком тонок верхний слой,
А под ним людские кости,
Чуть прикрытые землей.
Я написал в музей, что все мои бумаги и документы в Москве. Но там у меня нет ничего. Мне просто захотелось в Москве снять фотокопию с моей справки об освобождении, выданной в 1943 году. Помню, что некоторые торопились эту справку уничтожить, хотя получали паспорта не многим лучше ее. У других справка отбиралась при повторном аресте. У меня она случайно сохранилась.
В ней видно, что вместо трех я отсидел восемь с лишним лет, что после освобождения был закреплен за Воркутстроем. Пока я еще подумываю, не исключено, что пошлю копию ее. Это мой единственный экспонат, который я могу подарить.
Если бы я в прошлом написал и напечатал свои некоторые размышления, то заподозрил бы в заимствовании, прочитав знакомого поэта:
Кунсткамера Данте полна виноватых,
Что ждут, безусловно, законной расплаты,
И Данте хвалился и сам без конца,
Что мучит убийцу и подлеца.
А здесь, в разветвленьи дорог этих длинных,
Нам автор показывал только невинных.
Откуда их столько? Какая страна
Не знает, что значит людская вина?
4 апреля по телевидению