Бетховен и русские меценаты - Лариса Валентиновна Кириллина

поверх фрака, как орден, однако племянник Карл отговорил его от этой идеи, поскольку медаль была слишком тяжелой.

Людовик XVIII скончался 16 сентября 1824 года, и перед Бетховеном вновь встал вопрос о том, кому посвятить Девятую симфонию. Он остановил свой выбор на императоре Александре – очень могущественном и очень богатом монархе, и притом с лестной репутацией, приобретенной в первые годы правления и полностью оправдавшейся в решающей войне против Наполеона. О том, что в 1820-х годах взгляды Александра на политику, общество, людей и весь внешний мир существенно изменились, Бетховен, разумеется, в точности знать не мог. «Священный союз», созданный в 1815 году по инициативе Александра и поначалу объединивший монархов Австрии, Пруссии и России, к которым потом присоединились и другие правители, декларировал построение нового порядка в Европе на основе принципов христианской любви и стремления к прочному миру. На деле это вскоре вылилось в жестокое преследование инакомыслия и вооруженное противодействие любым освободительным и революционным движениям на континенте. Самыми рьяными душителями свобод в начале 1820-х годов оказались правительства Австрии и Франции, подавившие революции в Неаполе, Пьемонте и Испании. Русские войска в этих интервенциях не участвовали. Хотя в России с либеральными идеями на уровне государственной политики также было покончено, император Александр не воспринимался как совсем уж реакционная фигура.

В 1823 году в Вену после нескольких лет пребывания в России вернулся давний приятель Бетховена, скрипач Игнац Шуппанциг, и в их беседах русские темы затрагивались неоднократно[480]. От Шуппанцига Бетховен узнал, в частности, о композиторской и концертной деятельности Джона Филда, о концертах крепостного оркестра графа Михаила Юрьевича Виельгорского, о способности русских церковных певчих исполнять сложные произведения a cappella, безупречно выдерживая строй. Говорилось, конечно, и о склонности русских к крепким напиткам и гастрономическим излишествам, но в целом Россия в рассказах Шуппанцига представлялась отнюдь не сплошь мрачной и варварской страной. Напротив, при взгляде из меттерниховской Австрии александровская Россия могла показаться оазисом просвещенного абсолютизма, хотя резкий поворот в сторону реакции, консерватизма и религиозного охранительства был заметен и здесь.

Смерть Александра в Таганроге 19 ноября (1 декабря) 1825 застигла врасплох всех. Сообщение о кончине русского императора и объявление траура при венском дворе последовали 21 декабря[481]. Бетховен, уже отдавший Девятую симфонию издательству «Сыновья Б. Шотта», задерживал текст титульного листа, на котором должно было значиться посвящение. Как мы знаем, посвящение непременно надлежало согласовать со всеми официальными инстанциями, и даже если бы Бетховен решил напрямую обратиться к графу Нессельроде, переписка, несомненно, заняла бы не один месяц. 28 января 1826 года он писал И. Й. Шотту: «Что касается посвящения симфонии, то о своем решении я сообщу вам в ближайшее время. У меня было намерение посвятить ее императору Александру, но случившиеся события побудили меня покамест воздержаться от этого»[482]. Фраза эта звучит несколько странно, поскольку не содержит решительного отказа от посвящения, хотя Александра уже не было в живых.

О том, что могли значить эти слова, можно судить по разговорным тетрадям, в которых обсуждалось восстание декабристов на Сенатской площади в Петербурге. Первые известия о восстании появились в венских газетах 9 и 10 января 1826 года. Около этого же времени Карл Хольц записал в 101-й разговорной тетради: «Вчера стало известно, что в среде военных, присягнувших Константину, произошла по его отречении ужасная революция. – Я бы ни за какие деньги не согласился оказаться на месте императора варваров»[483]. Под «императором варваров» подразумевался новый царь Николай I, вынужденный жестоко подавить восстание военной и аристократической элиты. Эти темы обсуждались в кругу Бетховена в течение января и февраля 1826 года, причем самый большой интерес к событиям в Петербурге проявлял его брат-аптекарь Иоганн, не имевший никаких коммерческих контактов с Россией, но заинтересованный в получении прибылей от продажи сочинений Людвига за границей.

В конце февраля 1826 года Иоганн напрямую спросил брата: «Нельзя ли было бы посвятить новую симфонию новому русскому императору?»[484] Судя по резкой смене темы разговора в следующей фразе, ответ композитора был однозначно отрицательным. С Николаем I у него не было связано никаких личных чувств и никаких иллюзий. Возможно, Бетховен вспомнил свои тягостные ощущения после расправы императора Франца над венскими якобинцами в 1794–1795 годах. Тогда тоже говорили об «ужасной революции», ожидавшейся в Вене, но в итоге венцы увидели 1 января 1795 года виселицу на Глацисе.

Не стоит преувеличивать приверженность Бетховена республиканским идеям; будучи с юных лет сторонником императора-реформатора Иосифа II, Бетховен умел ценить правителей, стремившихся ко всеобщему благу путем развития наук, искусств и просвещения. Личность императора Александра I в ее публичных проявлениях во многом соответствовала этому идеалу, и потому посвятить ему Девятую симфонию было вполне естественно. Первые же шаги Николая I на государственном поприще показали, что переадресовать посвящение этому правителю совершенно невозможно.

В итоге, как известно, Девятая симфония была посвящена третьему из монархов, подписавшихся на Торжественную мессу, – прусскому королю Фридриху Вильгельму III, политику не столь консервативному, как император Франц, и по-своему любившему искусство (но, увы, не музыку Бетховена)[485]. Разрешение на посвящение было получено в сентябре 1826 года, и 28 сентября Бетховен обратился к королю с благодарственным письмом, в котором называл Фридриха Вильгельма III «не только отцом своих подданных, но и покровителем искусств и наук», причем композитор добавлял в эти славословия и нечто личное: «Для меня Ваше всемилостивейшее разрешение тем более радостно, что я как гражданин Бонна имею счастье причислять себя к Вашим подданным»[486]. Тем самым Бетховен явственно отмежевывался от своей принадлежности к Австрийской империи (Бонн перешел под юрисдикцию Пруссии в 1815 году вследствие решений Венского конгресса). Девятая симфония была исполнена в Берлине 27 ноября 1826 года, а накануне, 25 ноября, король направил Бетховену краткое письмо с выражением признательности за посвящение и с уведомлением о подарке в виде перстня с бриллиантами[487]. Надежды композитора на щедрое вознаграждение не оправдались: в итоге Бетховену был вручен перстень c неким красноватым камнем, цена которого оказалась отнюдь не высокой, всего 300 флоринов. Возникло предположение, что произошла ошибка, и обещанный королем перстень оказался заменен другим. Прусское посольство в Вене якобы признало, что случилось недоразумение, но настоящую награду Бетховен так и не получил, а скромный перстень оказался почти сразу продан, поскольку композитор очень нуждался в деньгах[488]. Разговоры о том, что прусский король мог бы присвоить Бетховену орден Красного Орла второй степени, также не привели ни к какому результату[489].