Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 1. Ольга Леонардовна - Татьяна Васильевна Бронзова

⁂

Между тем Чехов ехал в Москву не только увидеться с женой и поработать над пьесой, ему необходимо было провериться у лучшего врача по легочным болезням – профессора Остроумова, лекции которого когда-то он и сам слушал в университете. Писатель понимал, что здоровье его с каждым годом ухудшается, и его настораживала невероятная слабость во всем теле, почти полная потеря аппетита, быстро наступающая усталость и затрудненность дыхания.

– О, батенька ты мой, – воскликнул профессор, осмотрев больного на рентгене. – Да ты совершенный калека! Как вообще ты еще дышишь! Завтра утром сдашь анализы, и потом поговорим более конкретно.

Профессор Остроумов Антону Павловичу не понравился.

– Почему это он мне «тыкает»? – возмущался он. – И потом, разве можно пациента называть калекой прямо в лицо?

Когда Чехов вторично пришел на прием к профессору, тот мало того что встретил его с нерадостным лицом, но еще и с места в карьер заявил:

– У тебя, батенька мой, оба легких уже так сильно поражены эмфиземой, что вылечить это невозможно. Анализы показали, что уже и кишечник затронут. Всё запущенно. Очень запущенно. Пришел бы ты ко мне лет эдак восемь назад…

– Вы хотите сказать, что уже ничего нельзя сделать?

– Можно только попробовать замедлить процесс. Остановить его уже невозможно.

– Вы откровенны.

– По-другому с больными и нельзя. Уверен, они должны знать правду, тогда и лечатся интенсивнее.

– И сколько же мне осталось?

– Этого точно сказать не могу, но… немного. Года два, если очень постараешься. Ни в коем случае нельзя простужаться. Воздух должен быть сухим. Питание для твоего кишечника – только диетическое. Я пропишу тебе еще травяные отвары. Все это пропивать ежедневно.

– А мыться мне можно?

– Конечно. Кто-то запрещал тебе мыться? – удивился профессор.

– Ваш бывший ученик, доктор Альтшуллер.

– Значит, плохой ученик! Не мыться нельзя, а простужаться нельзя! Ты слышишь разницу?

– А кофе можно?

– Нет. Вот кофе твоему кишечнику нельзя. Слишком большой раздражитель. Даже чай крепкий нельзя. Лучше с молоком или со сливками. И жить зимой в Ялте категорически нельзя! Сырой воздух легочникам противопоказан.

– А в Подмосковье?

– В Подмосковье лучше. У нас зимы много холоднее, но зато воздух сухой.

Чехов расстроился. Выходит, что он напрасно просидел четыре зимы в Ялте?!

– Мы с женой хотели ехать на лето в Швейцарию, – сказал он.

– Швейцария – это вообще лучшее, что для тебя было бы нужно, но сейчас не советую никуда ехать вообще. Дорога может оказаться для тебя губительна. Сейчас Подмосковье. Только Подмосковье!

⁂

На следующий же день после неутешительного медицинского обследования Ольга вместе с мужем выехали за город в имение художницы Якунчиковой, предложившей им на лето свою дачу. Дом стоял на реке Наре, и первым делом Антон сразу отправился рыбачить. Вишневскому, желающему навестить их с Ольгой, Чехов отказал. Он хотел покоя. Давно хотел оказаться где-нибудь только вдвоем с женой. Только он и она. Как хорошо! Никаких болтливых визитеров! Никого лишнего. Тем более когда он еще и узнал, что жить ему осталось всего ничего.

Здесь, сидя у большого окна просторного флигеля, он понемногу работал над корректурой своего нового рассказа «Невеста», ходил с Ольгой на речку или вместе с ней объезжал окрестные имения, подыскивая будущее жилье, хотя вроде и обещал Маше этого не делать в этом году. Но ведь не только доктор Таубе, но теперь еще и профессор Остроумов сказали, что в Ялте зимой ему жить нельзя! Выходит, что следующую зиму надо провести здесь, а значит, надо было срочно искать дом!

Как только Антон закончил корректуру «Невесты» и отослал рассказ издателю, они с Ольгой отправились на две недели погостить в имение Морозовых в Новом Иерусалиме. В имении была конюшня, и Антон впервые увидел, как заправски Ольга сидит в седле, разъезжая по дорожкам парка вместе с другими всадниками. Это было красиво, и Чехов любовался женой. Он любил лошадей. В Мелихове они были. Но только не скаковые, а трудовые. Их мягкие губы так ласково забирали с его ладони кусочки сахара, которыми он порой баловал их после выполненной работы, что он и сейчас помнил эти приятные ощущения.

– Как только купим дом в Подмосковье, сразу куплю тебе лошадь, – как-то сказал он, целуя жену перед сном. – Будешь там скакать по окрестностям…

– Скаковую лошадь? – рассмеялась Ольга. – Да ты представляешь, сколько она стоит? И потом, одной ей будет скучно. Придется покупать в пару еще и жеребца! Мы с тобой разоримся!

– А что, лошадка жить без жеребца не может?

– Ну конечно! Вот я же не могу без тебя жить, – игриво ответила она, прижавшись к мужу.

– Так ты у меня, выходит, лошадка? – удивился он и ласково провел ладонью по ее спине. – Что ж. Действительно похожа. Хорошая у меня лошадка. Гладенькая. И круп у нее ничего. Мощный! – засмеялся он своим тихим смехом, шлепнув ее по заду. – А жеребец нужен моей лошадке?

– Конечно, нужен. Как же без него?

– И где мы его возьмем?

– Далеко ходить не надо, – ласково шепнула Ольга, тут же откликнувшись на его ласку.

И здесь, в Новом Иерусалиме, как и в имении Якунчиковой, они почти ежедневно после обеда разъезжали по окрестностям, приглядываясь к выставленным на продажу домам. Но ничего подходящего так и не увидели.

А между тем прошло уже два месяца, как Чехов покинул свой дом в Ялте, и однажды, проснувшись утром и поглядев в окно, он понял, что очень хочет домой. Может, потому, что ему надоели чужой уклад жизни и чужие вещи? Или то праздное времяпрепровождение, которое вели хозяева тех усадеб, где они отдыхали? Да и сам он вот уже две недели, как сдал корректуру «Невесты» в печать и тоже теперь ничем не был занят. Нет, так не годится! Ему очень захотелось домой! Захотелось в свой уютный привычный кабинет. И вправду, хватит гулять. Сколько можно бездельничать? Пора за письменный стол. Пьеса, которая продолжала все это время складываться в голове, уже рвалась на бумагу.

– А не поехать ли нам с тобой в Ялту? – спросил он жену. – Маша пишет, в нашем саду персики созрели. Сочные, сладкие! Сливы с кулак.

– Что ж. Я не против, – неожиданно для мужа сразу согласилась Ольга. – Я ведь понимаю, только там ты сможешь начать писать пьесу. Ведь так?

– Все-то ты правильно понимаешь, лошадка! В гостях не пишется…

Глава девятнадцатая

В Ялте их встретили теплый ветерок, жаркое солнце, ласковое море и Маша с Евгенией Яковлевной,