На линии огня - Михаил Сидорович Прудников

лесном овраге. Буквально накануне, по доносу предателя, фашисты расстреляли двух комсомольцев — Семена Латыша и Володю Бобыленко, и пришедшие в овраг твердо поклялись отомстить за гибель товарищей.　

Эстонец Эдмунд прямо сказал:　

— Нельзя покорно ждать, пока с нами расправятся поодиночке. Надо самим добывать оружие и мстить врагу. Силы и возможности есть. Днем будем делать вид, что мы довольны новым порядком, а ночью расквитаемся за все.　

Первую винтовку ребята добыли во взорванном дзоте. Поначалу из нее тренировались в стрельбе, благо патронов хватало. Но однажды около их «полигона» оказался фашист, и Сергей Дикович использовал «учебный» патрон по прямому назначению. Подпольная комсомольская организация открыла свой боевой счет.　

К тому времени в ее составе насчитывалось около двадцати членов, и среди них — шестнадцатилетняя Клава Нилова, которая уже в скором времени стала опытной партизанской разведчицей.　

Комсомольцы собрали детекторный приемник, по которому регулярно слушали Москву, добыли в гарнизоне Воропаево пишущую машинку и размножали на ней сводки Информбюро. Вместе со сводками среди населения распространялись листовки.　

Но дела комсомольцев этим не ограничивались. Накануне 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции молодые подпольщики спилили все телефонные столбы между Шарковщиной и Воропаево, сожгли железнодорожную станцию в Полово.　

Результаты этих операций ощутили на себе не только враги, их заметили и жители района. Фашисты почти напали на след мстителей, и подпольщики-коммунисты решили, что ребят срочно необходимо переводить на нелегальное положение или, во всяком случае, убрать из тех населенных пунктов, где рыскали по пятам комсомольцев фашистские ищейки.　

Познакомившись с боевым счетом комсомольцев, с тем, как четко были организованы и проведены их операции, мы с согласия подпольного райкома партии решили сделать их костяком отряда, укрепив его испытанными бойцами и назначив туда опытного командира. Выбор пал на старшего лейтенанта Петра Николаевича Широкова, который участвовал еще в обороне Москвы и с первых дней был включен в состав московского отряда органов Госбезопасности СССР особого назначения, из которого, как уже говорилось, впоследствии и выросла бригада «Неуловимые».　

Комиссаром отряда был назначен лейтенант Смирнов Н. Д., начальником разведки — Ким Антипенко, который за короткое время подготовил восемь опытных партизанских разведчиков, в том числе и Клаву Нилову.　

Клава… Давно ли сидела она за школьной партой, давно ли плакала над романами Тургенева, вздрагивала по ночам, тревожась, как бы не пропустить рассвет? А вот, поди-ка, теперь — лучшая разведчица отряда. Какую бурную, стремительную школу жизни вынуждала проходить юношей и девушек война!..　

В подполье Клава проявила себя не только бесстрашным, но и умелым бойцом и разведчиком. Она хорошо знала оружие, правила конспирации, не терялась в сложных и рискованных ситуациях. Азам партизанской науки она училась у «дяди Васи» — раненого политрука, который скрывался у них в доме с первых дней оккупации. Выздоровев, дядя Вася ушел в ряды народных мстителей, а Клаве оставил много ценных советов по организации подполья.　

Смелой и дерзкой была операция комсомольцев по взрыву аппаратной на телеграфе. Установить мину вызвалась Клава. Она доказала свое право на это умелым обращением с часовым механизмом взрывателя. По замыслу мстителей механизм должен был сработать в то время, когда телеграфист начнет свой ежевечерний сеанс. До этого аппаратная охранялась только дежурным, и проникнуть в нее труда не представляло.　

За полчаса до появления телеграфиста Клава с миной под ватником пришла на телеграф.　

— Ганса еще нет? — спросила она у дежурившего полицая.　

— Скоро будет. — Полицай явно скучал на своем посту и был не прочь поболтать с хорошенькой девушкой, чтобы скоротать время вахты.　

— Я подожду его? — спросила девушка.　

Полицай усмехнулся:　

— Жди, коль не лень. Только он до вашей сестры не особо охоч.　

Клава не отозвалась на это замечание, только, зябко поведя плечами, сказала:　

— Холодно тут, я в коридоре подожду.　

— Не положено, — нахмурился полицай, кажется, расстроенный тем, что пофлиртовать не удастся. — Инструкция запрещает.　

— Ну хоть немножко, — упрашивала Клава. — Согреюсь и выйду.　

— Смотри, как бы хуже не вышло, — согласился полицай. — Фельдфебель Ганс не любит посторонних.　

— Я ему не посторонняя, — игриво намекнула девушка и решительно прошла в коридор.　

Аппаратная находилась в небольшом зале без двери, и Клава в считанные мгновения установила мину на нужный час, спрятала ее в фанерном ящике с отработанными перфолентами. До взрыва оставалось двадцать минут, в течение которых она должна была отказаться от «ожидания Ганса» и покинуть телеграф. Но все произошло иначе.　

Девушка уже собралась было выйти к полицаю, когда услышала шаги на крыльце и голос дежурного:　

— Господин фельдфебель, вас там ждут.　

— Меня? — удивился Ганс. — Кто?　

— Какая-то девушка.　

По непонятной причине телеграфист изменил обычный распорядок и появился на телеграфе раньше срока. Через секунду он должен был появиться в коридоре — времени, чтобы что-то придумать, практически не оставалось.　

Фельдфебель вошел в коридор.　

— Кто ты и что здесь делаешь? — задал он вопрос.　

— Жду вас, — храбро ответила девушка. — По личному делу. А зовут меня Таней.　

— Прошу! Фельдфебель жестом показал на аппаратную и, войдя вслед за Клавой, спросил: — В чем же ваше дело?　

— В том, что вы совершенно не обращаете внимания на женский пол, — нашлась Клава.　

Фельдфебель ничего не понимал, а Клава с напором продолжала:　

— Одна моя подруга очень переживает из-за этой　вашей черты. Она уже совсем извелась, а вы на нее — никакого внимания. По-моему, с вашей стороны это　жестоко.　

Разговор еще только завязывался, а секунда за секундой бежали неумолимо, приближаясь к роковой черте　

— Кто эта подруга? — заинтересовался фельдфебель.　

— Если хотите, я могу привести ее сюда.　

По телеграфист решил по-иному:　

— Мы вместе пойдем к ней после сеанса. Я освобожусь минут через сорок. Садитесь пока.　

До взрыва оставалось пятнадцать минут.　

— Это не совсем удобно… — замялась Клава.　

— Почему?　

— Подруга ждет меня… и подумает, что я тут с вами… Она ревнивая — страсть. И потом… ее родители… лучше бы они ничего не знали.　

— Родители? — опешил фельдфебель. — При чем здесь родители?　

— Она еще очень молодая.　

— Моложе вас? — усомнился телеграфист.　

— Чуть старше, — сказала Клава, зная, что сама выглядит совсем девчонкой.　

— Вот как? — довольно усмехнулся фельдфебель и неожиданно согласился: — Ну что ж, ведите ее сюда.　

Большого труда стоило Клаве уйти из аппаратной спокойными шагами. Но по улицам она бежала что было сил. На околице ее встретили товарищи и всю дорогу до лагеря как-то странно поглядывали на девушку. Дома, посмотрев в зеркало, Клава поняла, почему: на голове ясно обозначились две седые пряди.　

Второй эпизод произошел несколько позднее. По заданию подпольного райкома партии комсомольцы вели разведку в городе Браславе: нужно было выяснить количество прибывших в город