На линии огня - Михаил Сидорович Прудников

Мы приняли решение уничтожить Коха. Руководил осуществлением этой операции комиссар «Неуловимых» Борис Львович Глезин.　

Как раз в это время матерый полицейский присмотрел для себя лучший дом в поселке и решил справить новоселье. На новоселье к Коху должно было съехаться значительное количество гитлеровцев, и Глезин решил приурочить операцию к этой «дате».　

Изувер ждал гостей утром 16 мая, а в ночь с 15-го на 16-е группа партизан под руководством комиссара совершила дерзкий налет на поселок, смяла находившихся там фашистов, зачитала и привела в исполнение приговор агенту гестапо Коху. Дом палача был сожжен. Спешившие на новоселье гости прибыли на пепелище и также были уничтожены партизанской засадой.　

И военный, и политический успех операции был значителен.　

Борис Львович Глезин прошел с бригадой весь путь «Неуловимых». После войны он работал в органах Государственной безопасности, в настоящее время — персональный пенсионер республиканского значения.　

КОРАБЕЛЬНИКОВ Павел Алексеевич. Начальник разведки бригады. Корабельников не только мастерски разрабатывал и осуществлял конкретные операции, но и всей своей деятельностью подготавливал почву для успешного завершения будущих заданий.　

Павел Алексеевич порой бывал излишне педантичен или щепетилен, но зато если уж он верил человеку, то это значило, что на того можно было рассчитывать наверняка.　

Вспоминается один случай, когда мы узнали, что шестеро подпольщиков в Бегомле схвачены врагом. У нас не было времени ни выяснять причины провала, ни разрабатывать операцию по спасению подпольщиков, потому что гитлеровские власти в Бегомле объявили о публичной казни советских патриотов, обреченных на смерть без суда и следствия. Экзекуция должна была состояться в ближайшие дни.　

Безучастными к судьбе пусть неизвестных, но наших же товарищей мы, естественно, остаться не могли. У Корабельникова родилась идея ультиматума. Этот ультиматум адресовался коменданту гарнизона, и в нем говорилось, что в случае казни подпольщиков гарнизон будет полностью уничтожен партизанами.　

Добровольцев, вызвавшихся стать курьером, оказалось немало, но всем другим Корабельников предпочел девяностолетнего Корнеева и, как оказалось, не ошибся.　

Фашист принял партизанского посла надменно. Прочитав ультиматум, сказал с усмешкой:　

— Старый дурак! Как ты решился явиться ко мне с таким письмом? Неужели ты не понимаешь, что я тебя сейчас расстреляю?　

— Что делать, господин комендант? — вздохнув, отвечал старик. — Вы хотя бы расстреляете. А партизан… который меня послал… такой здоровый! Такого роста! В сажень ростом, сажень в плечах, грудь — больше метра! Он меня голыми руками раздавить мог, если бы я ослушался.　

Нарисованная внешность партизана произвела на коменданта должное впечатление, по пока что он лишь разозлился:　

— Прекрати врать! Наглый старик! Лучше скажи — сколько партизан в Белоруссии?　

— Кажись, много, — сказал старик, глядя на собеседника. — Когда идут, все кругом сине становится.　

— Сколько их там, откуда ты пришел?! — теряя терпение, заорал комендант.　

— О, господи! — Старик испуганно перекрестился. — Да откуда ж мне знать? Может, дивизия. Может, полк. Ходят кучами и в одиночку. Очень много! Только я не считал. Но если вы расстреляете арестованных вами　людей, то партизаны придут сюда с боем, и вы сами сможете посчитать их,　

— Ты что, пугаешь меня? — недобро спросил комендант, готовый немедля расправиться с жертвой.　

— Мне ли вас пугать… — покорно возразил старик.　

— Или ты думаешь, что я испугаюсь партизан? Отвечай, старый осел!　

— Мне ли это знать…　

— Вот и видно, что ты скотина и русский дурак! — издевался комендант.　

Старик неожиданно согласился с ним:　

— Известное дело — дурак. Умный сюда не пришел бы, не стал бы с вами разговаривать. Вы меня расстрелять грозитесь. Вот и хорошо. А то скоро помру с голода.　

— А как партизаны вооружены? — решив, что ругаться со стариком бесполезно, спросил комендант.　

— Вот, ей-богу, какие вопросы вы задаете! — посетовал старик. — Что я могу сказать? По-моему, может, хорошо, а по-вашему, может, это наоборот — плохо.　

— Говорят; у них одна винтовка на десять человек, — подсказал фашист.　

— Это точно, — подтвердил дед. — Одна. А у остальных какие-то короткие ружья с тарелками. — И он описал ручной пулемет Дегтярева. — Смотреть на них тошно. Правда, сейчас не до красоты, лишь бы эта тарелка стреляла. А партизаны сказывают, в ней не то сорок девять, не то сто сорок девять пуль.　

В конце концов, старик довел коменданта до истерики своими ответами, но и вселил в него немалый страх — фашист не решился даже арестовать старика. Однако отпустил его, не дав никакого ответа.　

Закончилась эта история довольно благополучно. Очевидно, взвесив псе «за» и «против», комендант счел за лучшее удовлетворить партизанские требования, ибо понимал, что слово с делом у нас не расходится, а собственная шкура была ему дорога.　

Шестеро наших товарищей были выпущены на свободу.　

Заканчивая короткий рассказ о Павле Алексеевиче Корабельникове, сообщу, что после войны он работал в органах МВД. В 1977 году Павел Алексеевич умер.　

Заключу список бойцов оперативно-чекистского отряда особого назначения несколькими словами о себе. После войны сочетал работу в органах Госбезопасности СССР с литературной деятельностью, которую начал еще в военное время.