Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

с моею дочерью и не раз мечтал о том, как бы я Вам ее показал. И не то чтобы я воображал, что есть чем похвастаться: нет, в ней нет ничего необыкновенного – есть кое-какие, довольно важные недостатки; но она очень чистое и честное создание; она будет хорошей женой. Как это сделалось – не знаю; воспитание она получила пансионское, французское – то есть прескверное: такая уже, видно, кровь. Я не хочу этим сказать, что она в меня вышла; напротив, этих-то качеств именно и нет у меня; я хотел сказать, что она, видно, так родилась. Это объяснение напоминает молиеровское: c’est pourquoi votre fille est muette (вот почему ваша дочь немая (фр.), – но почти все объяснения таковы. Словом, я доволен моей дочкой – и очень рад тому, что доволен. Она осенью выходит из пансиона. Я ее на зиму поселю в хорошем доме, у почтенного семейства; может быть, мы с нею, перед возвращением моим в Россию, сделаем вдвоем маленькое путешествие по Рейну. – А в Россию я возвращусь непременно к сентябрю…

Еще раз и долго и крепко целую Вашу руку и прошу ее, эту руку, написать мне в Париж, poste restante. Я здесь остаюсь всего 3 недели. Будьте здоровы, это главное» (12 июня 1859 года).

Переписка с графиней оставляет удивительно светлое и теплое чувство у каждого, кто ознакомился с ней. Даже о своей дочери пишет Тургенев графине Ламберт с большой любовью, что почти совсем незаметно в строках, адресованных Виардо. Там он нередко обещает свою дочь хорошенько отчитать за неподобающие высказывания и недостаточное преклонение перед певицей.

* * *

Лечение в Виши продолжалось двадцать пять дней и было успешным для Тургенева. Он почувствовал себя совсем здоровым и стал планировать совместный отдых с дочерью в Куртавнеле. Однако Полинетт не хочет больше находиться в семье Виардо, это для нее мучительно, ведь она ощущает себя там лишней и нелюбимой. Она с большой осторожностью пишет об этом своему отцу и немедленно получает от него жестокую отповедь: «…Если говорить по-серьезному, как ты выражаешься, я не очень доволен остальной частью твоего письма. В нем господствует такой тон по отношению к г-же Виардо, какого я не могу ни допустить, ни разрешить. Ты слишком забываешь всё, чем обязана ей. Знай, что я не желаю, чтобы ты словно старалась настроить меня против нее, да это, впрочем, ни к чему и не послужит, потому что в десяти случаях из десяти я найду ее вполне правой: и зачем далеко ходить – каким образом, например, можешь ты считать ее неправой относительно твоих уроков пения – и что могла бы она иметь в виду, кроме твоей пользы?

Повторяю, ты должна повиноваться ей беспрекословно – и, поверь мне, для тебя было бы большим несчастьем, если бы она перестала интересоваться тобой и позволила бы укрепиться в тебе некоторым наклонностям, которые надо искоренять. Ты себялюбива, обидчива и любишь не тех, кто этого заслуживает, а тех, кто выказывает любовь к тебе или балует тебя. Итак, дитя мое, довольно этих штучек, довольно советов не ездить в Куртавнель: я поеду туда столь надолго, что, по всей вероятности, мы именно там проведем каникулы, вместо того чтобы слоняться туда-сюда» (Виши, 26 июня 1859 года).

Взаимоотношения Ивана Тургенева с Полиной Виардо начиная с 1857 года и в течение последующих пяти-шести лет ограничивались редкой перепиской, дружескими встречами в Париже и поездками в летний период писателя с дочерью в Куртавнель. Но и эти поездки становились с каждым годом все короче, дочь не любила туда ездить, да и Тургенев чувствовал себя во время этих визитов все хуже. Ведь, по свидетельству современников, у Полины Виардо были постоянные любовные связи и об этом знал или догадывался Тургенев. Писатель мучился, страдал, уезжал и пытался забыть ее с другими женщинами…. На родине у него случались любовные истории, но каждый раз, стоило очередному роману набрать обороты, Виардо звала Тургенева к себе, очевидно, упускать раз завоеванное было не в ее привычках. Примечательно, что письма с вызовом от Виардо приходили именно в то время, когда у нее не все было хорошо в плане карьеры и, главное, денег. Тогда Тургенев внезапно становился ей необходим.

Все-таки в июле Тургенев, заранее испросив разрешение на это Луи Виардо, едет с дочерью на отдых в Куртавнель. Вскоре он пишет оттуда Ламберт, которая в это время отдыхает в Ревеле. Как всегда, в своих письмах-исповедях высказывает он ей свои сокровенные чувства и мысли:

«Любезная графиня, Вы пишете такие милые письма, что человеку самолюбивому отвечать Вам было бы трудно – но мне легко не потому, чтобы во мне не было самолюбия – а потому, что Вам я не стараюсь показываться с лицевой стороны. Мы хотя недавно знакомы, но уже много перечувствовали и передумали вместе и – я смею думать – привязались друг к другу не в силу наших надежд, а в силу воспоминаний и общих жизненных опытов; следовательно, нам можно отложить в сторону всякую суету и быть друг с другом такими, какими нас бог создал. Я очень рад тому, что Вы прямо высказываете мне всё, что у Вас на душе; мне только жаль Вас, когда у Вас на душе темно, и хотелось бы быть с Вами, чтобы помочь Вам немножко и рассеять этот мрак. Надеюсь, что пребывание Ваше на берегу моря будет Вам полезно, и с радостью думаю о тех вечерах, которые буду проводить нынешнею зимой в Вашей милой комнате…

Я пишу Вам из замка г-жи Виардо; имя ему Courtavenel – он находится верстах в пятидесяти от Парижа. – Я недавно возвратился из Виши, где с большим успехом пил воды. Здоровье мое хорошо; но душа моя грустна. Кругом меня правильная семейная жизнь… для чего я тут и зачем, уже отходя прочь от всего мне дорогого, – зачем обращать взоры назад? Вы поймете легко, и что я хочу сказать, и мое положение. Впрочем, тревоги во мне нет; говорят: человек несколько раз умирает перед своей смертью… Я знаю, что во мне умерло; для чего же стоять и глядеть на закрытый гроб? Не чувство во мне умерло; нет… но возможность его осуществления. Я гляжу на свое счастье – как я гляжу на свою молодость, на молодость и счастье другого; я здесь – а всё это там; и между этим здесь и этим там – бездна, которую не наполнит ничто и никогда в целую вечность. Остается одно: