Бетховен и русские меценаты - Лариса Валентиновна Кириллина

драматических представлений. “По мне, хоть бы ввек не было театров”, – сказал он однажды»[382]. Елизавету Алексеевну трудно назвать страстной театралкой, но оперу она любила и была знакома с вершинными достижениями в этом жанре, созданными во второй половине XVIII – начале XIX века.

11 ноября знаменитый скрипач, придворный музыкант князя Эстергази Луиджи Томазини дал концерт-академию в Кернтнертортеатре. О присутствии там Елизаветы Алексеевны пресса не упоминала. Однако в заметке, помещенной в Allgemeine musikalische Zeitung, говорилось, что тенор Франц Вильд «спел по требованию на бис “Аделаиду”, очень изящно и выразительно»[383]. Программа концерта была в целом легкой и развлекательной – финальным номером значилось попурри Томазини на турецкие темы. Хотя «Аделаида» Бетховена к тому времени завоевала большую популярность, она относилась к музыке другого рода, и это был тот самый случай, когда вкусы широкой аудитории совпали с высокой эстетической планкой, заданной композитором.

29 ноября – дневной концерт-академия Бетховена в Большом Редутном зале дворца Хофбург. Концерт должен был состояться еще 20 ноября, но дважды переносился по независевшим от композитора причинам. Последний перенос, с 27 на 29 ноября, был сделан «по желанию Ее Императорского Высочества великой княгини России» – Марии Павловны[384], которая непременно хотела посетить концерт, но дата 27 ноября ей была крайне неудобна.

На концерте присутствовали многие монархи и князья, в том числе оба императора, австрийский и российский, с супругами и другими членами своих семей, а также Фридрих Вильгельм III, король Прусский (он прослушал, однако, лишь первый номер программы). Событие освещалось во многих газетах и в мемуарах современников, однако не было ни словом упомянуто в официальном отчете 1816 года о празднествах во время Венского конгресса. Либо это умолчание произошло по случайной небрежности, во что трудно поверить, либо тут сказалась застарелая неприязнь к Бетховену со стороны императора Франца. Между тем именно в 1814 году Бетховен решился нарушить свой собственный внутренний запрет на откровенную подобострастную лесть императору и не только создал хоры «Германия» и «Свершилось!», которые можно было истолковать как патриотические, и Кантату ор. 136, прославлявшую монархов-победителей, но и намеревался посвятить Францу I свою новую Увертюру ор. 115. От этого замысла осталось лишь название – «Именинная». Завершить партитуру к именинам императора (4 октября 1814 года) Бетховен не успел, премьера состоялась лишь в 1815 году, а посвящение было впоследствии переадресовано князю Антонию Генрику Радзивиллу, меценату и композитору.

Концерт 29 ноября 1814 года

В программу дневного гала-концерта 29 ноября входили «Победа Веллингтона, или Битва при Виттории», Седьмая симфония и Кантата ор. 136 «Славное мгновение» на текст Алоиза Вайсенбаха. Сочинения исполнялись без антракта, и концерт длился немногим более часа. Абсолютной премьерой была лишь кантата; «Битва» и Седьмая симфония к тому времени неоднократно звучали в Вене и пользовались огромным успехом, но для большинства августейших слушателей они также были новинками. Местом проведения концерта был выбран Большой Редутный зал при дворце Хофбург. Для присутствовавших в зале суверенов это было очень удобно, однако акустика зала, изначально предназначенного для придворных балов, вызывала у музыкантов сильные нарекания. Впрочем, размеры зала вполне подходили для произведений, требующих огромных составов, – «Битвы при Виттории» (фактически в ней заняты три оркестра и набор театральных шумовых машин) и Кантаты ор. 136 (помимо оркестра и солистов, в исполнении участвуют три хора – детский, женский и мужской).

Отзывы прессы не оставляли желать ничего лучшего. Процитируем заметку в Wiener Zeitung от 30 ноября 1814 года:

Вчера в полдень господин Людвиг ван Бетховен доставил захватывающее удовольствие всем любителям музыки и поклонникам его композиций. Он представил в Большом Редутном зале свое прекрасное музыкальное изображение Битвы Веллинтона при Виттории, а перед этим сочиненную в качестве сопровождения симфонию. Между названными произведениями была исполнена совершенно новая кантата, сочиненная доктором Алоизом Вайсенбахом и положенная на музыку господином ван Бетховеном – «Славное мгновение», в которой пламенный дух даровитого поэта, соединившись с высоким гением знаменитого композитора, позволил Германии превзойти к полному совершенству. Солистами были мадам Мильдер-Гауптман, мадмуазель Бондра, господин Форти и господин Вильд, все из императорско-королевского театра. Единодушные аплодисменты вызвали слова Вены:

Что есть в миру высокого, святого,

в моих стенах на благо всем живет!

Сердца стучат, и слову вторит слово:

не город я – Европы всей оплот!

Когда же Провидица и Гений спели:

Все взоры повелителей встречают… —

а два других голоса ответили им словами:

И все отца отчизны величают… —

восторг присутствовавших излился в бурной овации, шум которой заглушил даже мощное сопровождение композиции. Оба других произведения также встретили обычный единодушно одобрительный прием.

Исполнение этой музыки почтили своим присутствием все члены высочайшего двора, а также прибывшие сюда иностранные монархи и монархини, принцы и принцессы.

В кулуарах мнения о концерте и о музыке Бетховена в целом вовсе не были столь единодушными. Некий тайный осведомитель венской полиции сообщал в своем отчете: «Вчерашняя академия никоим образом не умножила энтузиазма по отношению к композиторскому таланту г-на Бетховена. Образовались две партии, за и против Бетховена. Разумовскому, Аппоньи и Крафту[385], которые боготворят Бетховена, противостоит преобладающее большинство знатоков, которые вообще не склонны считать творчество господина Бетховена музыкой»[386]. Венский двор, за исключением эрцгерцога Рудольфа, был склонен разделять мнение этих неназванных знатоков, к числу которых, очевидно, принадлежал и обер-капельмейстер Сальери, ценивший раннее творчество своего ученика, но неприязненно относившийся к его более поздним произведениям. А по свидетельству писателя Игнаца фон Кастелли, престарелый аббат Максимилиан Штадлер, друг Моцарта, «был яростным противником божественных сочинений Бетховена, которые называл полной несуразицей (Unsinn), и покидал концерт всякий раз, когда дело доходило до музыки Бетховена»[387].

Совершенно иным оказалось отношение к композитору представительниц русского императорского дома.

Сразу же после концерта великая княгиня Мария Павловна написала вдовствующей императрице Марии Фёдоровне: «Сегодня утром, любезная маменька, я была на большом концерте Бетховена, в редутном зале здешнего замка: здесь есть обычай давать концерты по утрам. Этот концерт был прекрасен, и публика многочисленна»[388].

Примерно в это же время Елизавета Алексеевна вернулась в свои апартаменты во дворце Хофбург и тоже написала письмо матери, Амалии Баденской. Переписка велась, как обычно, на французском языке. Это письмо никогда не публиковалось; мой перевод интересующего нас фрагмента цитируется по рукописной копии из архива императрицы, находящегося в ГАРФ[389].

Вена, 29