Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф

мама: Я получил твое письмо вчера вечером и посылку с рубашками сегодня утром в отеле, когда я собирал вещи.

Похоже, это хорошее судно, и я знаю, что мне будет удобно.

Сейчас я могу сказать очень мало, кроме того, что буду работать как никогда раньше и постараюсь получить прекрасный опыт и образование от этой поездки. Я чувствую себя очень хорошо.

Мама, мир тесен, и я могу приехать из любой точки почти на крыльях утра. Благослови вас Господь и храни вас всех.

Шлю свою глубочайшую любовь,

Том.

P.S. Я заплатил за отель, когда уезжал, чеком банка, так как хотел сохранить все свои экспресс-чеки в целости и сохранности. Дополнительные 300 долларов я получил в университете.

Я буду экономить, работать, учиться и когда-нибудь доберусь до славы.

Да благословит вас всех Господь!

25 октября 1924 года Вулф отплыл на борту «Ланкастрии» в свое первое из семи путешествий в Европу. Он с пользой провел время в океанском путешествии, записывая свои мысли, наблюдения и воспоминания. Эта рукопись росла в течение следующих пяти месяцев по мере того, как он продлевал свое пребывание в Европе. Он озаглавил ее «Проезд в Англию – Журнал путешествия, которое никогда не было совершено». Она стала смесью фактов и вымысла, содержащей неприятные подробности его океанского путешествия и сатиру на повседневную жизнь в Эшвилле. При жизни Вулфа рукопись не была опубликована полностью, хотя небольшой отрывок, «Лондонская башня», появился в газете «Гражданин» 19 июля 1925 года благодаря влиянию Джорджа Маккоя.

Следующее письмо, очевидно, никогда не было представлено профессору Бейкеру, поскольку в его личном деле нет никаких следов.

Джорджу Пирсу Бейкеру

На борту судна «Ланкастрия»

Среда, 29 октября [1924 год]

Дорогой профессор Бейкер: На борту корабля я имел удовольствие познакомиться с мистером [–] … Его интересы, как он мне говорит, всегда были творческими – короче говоря, он хотел писать. В тридцать лет он столкнулся с той самой грубой и ужасной экономической необходимостью, с которой приходится сталкиваться большинству из нас, и теперь, когда он ее преодолел, у него хватило здравого смысла отказаться от профессии, которая всегда была враждебна его подлинным интересам… Я так подробно изложил вам интимную историю мистера [–] потому что знаю, что такой материал вас интересует и может повлиять на ваше решение в отношении потенциального абитуриента; кроме того, именно потому, что мистер [–] считает возможным подать заявление о приеме в «47-ю Студию», я пишу это письмо, надеясь, что оно окажет ему небольшую услугу, если он когда-нибудь решит его представить.

В то время как я пишу вам, мы с комфортом пробираемся через Северную Атлантику со скоростью 300 миль в день, с повреждением двигателя правого борта, которое может задержать нас на день или два. Я везу с собой пролог и три акта моей новой пьесы «Дом». (Возможно, не самая лучшая из моих возможных, но лучше, чем чья-либо другая). Во всяком случае, все выглядит хорошо, когда ты это делаешь. После года, проведенного в Нью-Йорке (в «Латинском квартале» при университете), я иду как первооткрыватель: мир открывается передо мной, как устрица, и во мне зреют доблестные деяния… Идеи просто кипят в моем котелке; следующая – это нечто грандиозное. Кроме того, я начал свой новый день рождения с 1500 слов в день: и буду продолжать.

Не знаю, где это письмо вас застанет, поскольку это ваш академический год, но я слышал, что вы собираетесь за границу, и если вы будете рядом со мной, я разыщу вас; и вы можете предупредить меня о моей недисциплинированности и о моих сердечных делах, и я пообещаю прислушаться к вашим предупреждениям – разве я не всегда обещал? Во всяком случае, я могу послать новую пьесу – если вы согласитесь, – и доказать все мои хвастовства.

Я молчал несколько месяцев – возможно, вы задавались вопросом, почему. Я был в топке, там, в Иерусалиме… Я впитывал миллион впечатлений; я восхищался, ненавидел, любил миллион вещей; и в промежутках между проклятыми исправлениями в работах первокурсников я писал как свирель – честно говоря, лучшую работу, которую я когда-либо делал. Я отрезал себя от всего, частью чего я был; я ходил, как безымянный призрак, по ночам по улицам Города – но я [получил ее?]

Временами это был просто ад, но я стал старше и мудрее, а это имеет значение.

Думаю, вы знаете, как я к вам отношусь. Вы самый лучший друг, который у меня когда-либо был, и не проходит и года, чтобы я не проникся новой и еще большей симпатией к вашему характеру и мужеству.

P.S. На этом корабле живут одни из самых забавных людей в мире. Один английский кокни признался, что интересуется театром, и спросил меня, видел ли я когда-нибудь «Глазастый Уай».

Джулии Элизабет Вулф

Судно компании «Ланкастрия»

Вторник, 4 ноября 1924 года, час дня

Дорогая мама:

Я пишу тебе это письмо посреди Ла-Манша, примерно в двух-трех часах езды от Шербура, Франция, куда это письмо будет отправлено с корабля. После часа или двух в Шербуре, где корабль высаживает пассажиров, направляющихся во Францию, мы пересекаем Ла-Манш и добираемся до устья Темзы, где поднимаемся вверх по реке до Лондона и конца моего путешествия, которого мы должны достичь завтра к полудню, если будем достаточно быстры, чтобы совершить ранний рейс.

Вчера вечером в десять часов было объявлено, что слева от нас находятся огни маяков Англии, и я поспешил на палубу под воем ветра, чтобы посмотреть на огни старой Англии на островах Скилли и на острове Лендс-Энд. Сегодня утром в шесть часов мы вошли в красивую маленькую гавань Плимута, Англия, и я впервые увидел английскую землю. Вдали лежал красивый городок с населением в тридцать тысяч человек, а к воде спускались круглые гладкие зеленые холмы с небольшой растительностью. К лодке подошел тендер, чтобы снять пассажиров, спешащих добраться до Лондона, находящегося в 200 милях. Я останусь на корабле, потому что мой проезд оплачен, и они должны меня кормить, а проезд на поезде из Плимута стоит 10 долларов.

Никто из тех, кто когда-либо совершал путешествие, не получил от него столько, сколько я. Список пассажиров был невелик, всего 96 человек, и я познакомился со всеми; среди них были и бездельники, и глупцы, и аристократы-англичане, которые избороздили все побережья мира и не думают о двухнедельном путешествии в Америку так же, как вы о путешествии в Майами. Я изложил на бумаге все это, день за днем, трагедию и