Судьба, судьбою, о судьбе… - Лилиана Иоганес-Эдуардовна Бреверн

со мной писателей уже давно нет в живых. Это так! Но они продолжают жить в своих книгах, стоящих на полках Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы имени М. И. Рудомино и российских читателей, включая, естественно, и меня.

XXVI

В мае 1979 года я должна была поехать в Испанию, но теперь от «Общества дружбы СССР — Испания».

И директор издательства Валентин Осипов, взяв в руки мою характеристику, предназначенную для подачи в райком партии, через который проходили все выезжавшие за рубеж, даже беспартийные, взвился на дыбы и заявил:

— Что же это вы то в Португалию, то в Испанию, не слишком ли много?

— Я же беру дни в счет очередного отпуска, — ответила я «хозяину» (не иначе) издательства «Художественная литература», вверенного ему государством.

— Не подпишу! — сказал он четко и твердо. — Я тоже хочу в Испанию!

— Идите к парторгу, — продолжил он. (И это при том, что я не член партии!)

Я пошла.

— Лиля, на носу выборы, — сказала парторг на полном серьезе и даже с озабоченным видом, — в местные органы власти. Идет агитационная кампания. Вы же — агитатор. Вы должны обойти квартиры своих избирателей…

— Они не мои избиратели, я никуда не баллотируюсь. И агитаторов из нас, беспартийных, делаете вы, партийные, вынуждая нас ходить по коммунальным квартирам и выслушивать жалобы жильцов, что у них текут батареи, не работает канализация и что они не придут на выборы, если все это им не починят. А им действительно не починят, их надо просто переселять из этих подвалов, и все! Не в моих правилах обещать то, что не в моих силах исправить. И вообще, я считаю, что каждый должен заниматься своим делом.

Все это я сказала парторгу и директору.

— Тогда мы (уже мы!) не подпишем вам характеристику для райкома партии.

— Ну, если не подпишете, тогда я немедленно еду к зампреду Комитета по печати Небензе.

С Небензей я была знакома по моей поездке в Португалию на стажировку.

— Ну-у-у, поезжайте, — несколько неуверенным тоном сказал мне директор Валентин Осипов.

И я поехала. Небеньзя меня выслушал, посмеялся и сказал:

— Поезжайте, Лилиана Эдуардовна, в издательство, все будет в порядке.

Когда я вернулась в издательство и вошла в редакцию, на моем столе уже лежала характеристика, подписанная издательской тройкой. Ничего не скажешь: Небензя умел управлять подведомственными ему организациями.

И я поехала в Испанию. Мадрид, Толедо, Ла-Манча, Сьюдад Реаль, Альбасете, Аликанте, Валенсия, Террагона, Барселона.

Группа, состоявшая из представителей интеллигенции Грузинской, Латвийской, Белорусской ССР и Карельской АССР, Москвы и Ленинграда (в те годы это был так называемый «деловой туризм»), была профессионально разнообразной и человечески приятной. Это были врачи, преподаватели университетов, юристы, искусствоведы и даже (надо же!) священнослужитель из Петрозаводска. Да, да, и это по тем-то советским временам. Молодой, представительный, красивый человек был одет в повседневную одежду.

Кто-то из группы сказал, что он — главное действующее лицо в нашей поездке. Как говорится, гвоздь программы! И как только мы приедем туда, где будут проходить его встречи со священнослужителями и прихожанами церкви, он облачится в рясу и все остальное, приличествующее данному случаю.

Так вот, самолет, на котором мы летели в Испанию, благополучно приземлился на испанской земле.

— Мадрид! Мадрид! Мадрид! — кричали мы все и хлопали в ладоши, как дети.

Здесь, в этом красивом, шумном и кипящем жизнью городе, мы были прекрасно устроены и вкусно (относительно, конечно) накормлены. Относительность касается такого кушанья, как паэлья (пилав), которое я называла рисовым кошмаром. Его специфический запах даров моря я переносила с трудом и, поглядывая на нашего шофера, который заказывал себе мясо с картошкой и много-много зелени, просила официанта принести мне такое же блюдо, как и шоферу, что чуть позже, в Барселоне, спасло меня от отравления. Кроме того, здесь, в Мадриде, мы при желании могли, воспользовавшись городским транспортом, через две-три остановки оказаться в центре города на Пуэрта дель Соль. Правда, каждое утро после завтрака нас возил по городу предоставленный автобус с водителем, с которым я тут же вступила в контакт, произнеся несколько испанских фраз с португальским акцентом, после чего он наотрез отказался признавать меня русской и всю дорогу обращался ко мне не иначе, как «эта португалка».

Так вот, каждый день с утра мы ехали то к Королевскому дворцу, то в парк «Ретиро», то на Пласа Майор, то в музей «Прадо».

Хорошо зная, что в поездке по Испании на меня как на испанистку никакой ставки не было и не будет, я честно отдыхала, познавая окружающий меня испанский мир во всех его проявлениях, и была весьма довольна собой даже тогда, когда, помогая проживавшей со мной в номере женщине-хирургу купить в одном из мадридских обувных магазинов туфли (правда, сорокового размера), натолкнулась на грубость испанского продавца: «Наши испанские женщины, — сказал он, — таких размеров не имеют!»

«А у нас в СССР, — ответила я ему на чистом испанском без португальского акцента, — имеют и работают хирургами, оперирующими вас, мужчин». — И попросила его впредь быть вежливее с гостями города, чем явно его смутила.

Из Мадрида мы двинулись в Толедо все на том же прекрасном автобусе, оснащенном уже тогда, как теперь у нас говорят, аудио-видеоаппаратурой, под мечтательную музыку Сарасате[45] и гитару Сеговии[46].

Теперь по правую сторону шоссе (я всегда сажусь на сиденье справа) навстречу мне со скоростью нашего автобуса неслись огромные черные рекламные быки, завораживавшие меня красным отблеском своих больших стеклянных глаз. А чуть дальше от шоссе, на мелькавших за окнами полях, то и дело возникали оливковые рощи и какие-то отдельные строения. Однообразность местности нет-нет да навевала сон, и я задремывала.

И вдруг на семидесятом километре пути от Мадрида на неожиданно возникшей скалистой местности, явно бросающей вызов равнине, стал вырастать стремящийся к небу древний город-крепость Толедо. Окруженный, точно рвом, бурными водами реки Тахо, город разрешал войти в него только через ворота по переброшенным высоким каменным мостам. А там, за воротами, среди зелени тополиных ветвей, цветущего миндаля и обычных для этих мест оливковых деревьев высились красавец кафедральный собор, церковь де Сан Хуан де лос Рейос и высвечивались белые толедские виллы городских и сельских жителей.

Надо же! Я увидела те самые толедские виллы! А ведь в издательстве незадолго до отъезда мной был сдан в производство роман «Толедские виллы» испанского классика XVII века Тирсо де Молины, перевод которого я редактировала, даже не мечтая, что когда-нибудь их увижу воочию. (Для переводчика