Святые старцы - Вячеслав Васильевич Бондаренко

писал об этом: «Он, о. Кронид, ставит вопрос так: или принимать всех, и тогда затвор побоку, или оставаться в затворе и не принимать никого, кроме братии. Старец выбрал последнее. Таким образом, мирские не имеют более доступа к о. Алексию». Такое изменение было в том числе связано с тем, что 28 февраля 1919 года отец Алексий принял постриг в Великую схиму без перемены имени. А конец года принес печальную новость - 22 октября от сыпного тифа скончался сын старца, Михаил Федорович.

Во время Гражданской войны гонения на религию в Советской России не то чтобы ослабли, а отошли на задний план - они не входили в перечень первоочередных задач, стоявших перед новым государством и его правителями. Но начиная с 1920-х борьба с «церковниками» развернулась снова. Теперь власть сделала ставку на «обновленцев» -представителей Церкви, предлагавших провести в ней широкие либеральные реформы. Фактически это был расчетливый проект по взрыву Церкви изнутри, руками ее же людей. В какой-то момент это сработало - в конце 1922 года в руки обновленцев перешли 80 процентов православных храмов России. Обновленцы обнаглели до такой степени, что провели в храме Христа Спасителя собственный «собор», на котором «низложили» Патриарха Тихона. Одновременно они повели ожесточенную борьбу с монастырями.

Зосимова пустынь пала как раз жертвой обновленческой реформы. Еще в 1920-м она была преобразована в сельскохозяйственную трудовую артель, но общий уклад жизни оставался при этом неизменным. Теперь же последовал четкий приказ - пустынь закрыть... Своего рода прощанием со старой Зосимовой пустынью стали похороны почившего 17 января 1923 года игумена Германа (Гомзина). К счастью для него, он не увидел разгрома и ликвидации обители, на создание которой положил жизнь. На похоронах отец Алексий с любовью молился об упокоении души своего духовника и друга, некогда встретившего его в монастыре.

6 мая 1923 года Зосимова пустынь была закрыта. У насельников изъяли личные вещи и выселили - кого куда. С дорогих отцу Алексию икон сняли серебряные ризы, не разрешили ему забрать книги из собранной им библиотеки. Что испытывал в тот день старец, одному ему ведомо. Овдовевшая дочь звала его в Москву, в дом в Докучаевом переулке, но он, 77-летний и больной, видимо, не желал становиться обузой для бедствующих родных, да и обстановка большого города после стольких лет, проведенных в монастыре, была для него мучительной. В итоге его позвала к себе его духовная дочь Вера Тимофеевна Верховцева (1862-1940), которая как раз переезжала из Сергиева Посада в Саров. Освобождался ее дом - маленький, деревянный, двухкомнатный, по адресу улица Пионерская, 9 (до наших дней не сохранился). Туда и перебрался старец вместе со своим преданным келейником отцом Макарием (Моржовым). Это было вечером 8 мая.

Средства на жизнь батюшки собирали соборно - его духовные чада давали кто сколько может. Отец Алексий глубоко ценил эту заботу и, если ему что-нибудь привозили, кланялся со словами:

- Я ведь теперь нищий, живу подаянием, меня добрые люди кормят, а сам я уже не могу работать.

До 1925 года старец еще мог ходить по домику, затем сидел в кресле или полулежал; с 1927-го он только лежал, с трудом приподнимал голову и шевелил пальцами правой руки. Несмотря на тяжелое состояние, он старался вычитывать все дневные службы, клал земные поклоны, а когда не смог этого делать, сокрушался: «Какой же я монах, если не исполняю монашеских правил!..» За всё смиренно благодарил келейника, который с любовью нес свое послушание. Когда к нему приехал однажды Святейший Патриарх Тихон, отец Алексий страшно смущался того, что принимает его полулежа, и все время пробовал спустить не повинующиеся ему ноги с постели на пол, но Патриарх каждый раз укладывал их обратно.

Когда в Церкви начались разногласия по поводу так называемой «декларации митрополита Сергия» -документа, призывающего верующих считать СССР своей родиной и делить с ней все радости и горести, - старец определенно высказал свое мнение:

- У христиан не должно быть вражды ни к кому. Должна быть любовь, любовь и молитва. Митрополит Сергий -законный, поступает правильно, надо его слушать. Это все умные люди мудрят, а мы, глупые, не рассуждаем. Всем, кто меня знает в Москве, скажи, что старец ни минуты не сомневался и не колебался и стоит на стороне тех, кто принимает власть и слушается митрополита Сергия.

На вопрос, нужно ли поминать советскую власть во время богослужения, батюшка ответил:

- Не нахожу никакого греха в молитве за властей. Давно нужно было молиться за них и усугубить свои молитвы. Только благодать молитвы может разрушить ту стену вражды и ненависти, которая встала между Церковью и советской властью. Молитесь - может быть, благодать молитвы пробьет эту стену.

Скромный домик на Пионерской улице для духовных чад батюшки в эти годы продолжал быть тем же, чем была раньше его Зосимовская келия. Уже тяжело дыша, еле поднимая руку для благословения, он продолжал утешать приходящих к нему. Елена Мажарова так описывала посещение отца Алексия в августе 1925 года:

«Сильно, сильно забилось у меня сердце в груди, когда я переступила порог знакомой маленькой комнатки. Передо мною предстала картина: на кроватке полулежал старец, весь какой-то праздничный и в новом подряснике, со светлым растроганным лицом <...> Никогда, никогда не забуду я того порыва радости, с которым обнял меня старец и прижал к своему сердцу. Это была радость родного отца, истинная ласка родительская. Трогательно, нежным взглядом смотрел батюшка на меня, поднимал мое лицо, старался заглянуть в мои глаза».

С осени 1927 года отец Алексий ежедневно причащался Святых Таин. Его духовник, отец Владимир (Терентьев), вспоминал, что старец просил его:

- Молитесь, чтобы Господь поскорее послал мне смерть, ты видишь, что я всем надоел.

- Будем молиться, когда вы будете нам в тягость, - в тон отвечал отец Владимир, - а пока еще нет.

Духовная дочь старца А. Г. Лепель так описывала свое посещение отца Алексия 1 сентября 1928 года:

«Старец был уже очень слаб, дрожащей рукой он благословил и очень слабым голосом произнес: “Бог благословит”. Затем он приложился к просфоре, которую прислал ему мой духовный отец. Просил его за нее поблагодарить, а также и за молитвы о нем, тяжело болящем. Благословил храм, в котором духовный отец служит, и всех его духовных чад. И все это он делал с такой любовью. Затем старец долго, пристально на меня посмотрел - я долго буду помнить этот его взгляд. Взор его уже был далек-далек - в