Величайший из изменников. Жизнь сэра Роджера Мортимера, первого графа Марча, правителя Англии в 1327-1330 - Ян Мортимер

же связанный с Мортимерами, либо с остатком замешанных в восстании против Деспенсера в 1321 году лордов Марки, подлежал суду. Вне зависимости от степени его влияния, обвинение выдвигалось против каждого, поэтому огромный процент народа попал в тюрьму или же на виселицу. Обвинили даже Генри Ланкастера. Особенно жестоко поступили с родственниками Роджера. Его оставшихся в Англии сыновей посадили в темницу. Жену в апреле 1324 года перевели из ее жилища в Хэмпшире, где Джоан пребывала под домашним арестом, в заточение королевского замка Скиптон-ин-Крейвен, что в Йоркшире. Составляющих свиту людей разогнали, хотя леди Мортимер еще позволяли держать при себе служанку, оруженосца, прачку, конюха и пажа. Тем не менее, Джоан выдавали исключительно марку в день, чтобы питаться самой и кормить с ней оставшихся. С дочерями обращались заметно хуже. Маргарет, вышедшую замуж за Томаса де Беркли, заперли в Шулхэмском монастыре с пятнадцатью денье в неделю на расходы, что было меньше содержания, выплачиваемого преступникам, сидящим в Тауэре. Младшим приходилось еще тяжелее. Джоан, двенадцати или тринадцати лет, отправили в монастырь в Семпрингхэме совсем одну, выдавая на пропитание исключительно двенадцать денье в неделю, и на одежду — марку в год. Изабелле, которая была моложе, тоже довелось пережить подобное, оказавшись в заточении Чиксендского монастыря.

*

Осталось мало сведений относительно местонахождения и занятий на континенте Роджера. Обычно это время рассматривается в качестве периода проявления его абсолютного авантюризма: ожидания без четко определенного плана, пока, в обмен на армию, Изабелла не согласилась заключить брак своего сына. Здесь не учитывается тот факт, что королева, пусть и прославленная умом, не являлась военным предводителем, ее попытки применить силу в прошлом оканчивались поражением, поэтому не похоже, чтобы она искала вооруженную поддержку без предварительного обеспечения положения лидерства на поле битвы. Это также предполагает то, что, потому как Изабелла пользовалась высоким статусом во время прошлой кампании, Роджер зависел от ее повелений. Более вероятно то, что, когда Мортимер прибыл во Францию и был встречен Карлом с «великой честью», семена грядущего нападения на Англию уже пали на благодатную почву. Нельзя сказать, что Карл и Роджер распланировали события следующих двух лет еще в конце 1323 года, но фантастично думать, что два находящихся в процессе войны с королем Туманного Альбиона человека стали бы тратить совместный досуг на турниры и соколиную охоту. Они почти наверняка обсуждали открывшиеся перед ними возможности и, скорее всего, успели наметить костяк плана для будущих действий. Это ограничило необходимость прямого общения, все требовавшиеся сведения и вопросы легко могли получить удовлетворение с помощью личных посланцев французского монарха. Правдоподобность существования такого костяка обуславливалась не осознанным Эдвардом фактом: наличием Гаскони.

И Карл, и Роджер понимали, — рано или поздно Эдварду придется приносить за нее оммаж. А значит, покинуть Англию и оставить там Хью Деспенсера. Как Карл сформулировал в ясной речи, посвященной изгнанникам, из письма от 29 декабря 1323 года, Деспенсера во Франции ожидало гостеприимства не больше, чем Роджера в Англии. Разумеется, Эдвард оставил бы без внимания требование Карла, чтобы Деспенсера выставили из Англии в обмен на просьбу к Роджеру покинуть Францию, но существует мало сомнений, — решись англичанин приплыть для принесения оммажа, он оказался бы отрезан от Хью так же, как когда-то в 1312 году от Пьера Гавестона. В обстоятельствах первого прецедента Томас Ланкастер ловко встрял между обеими партиями и взял Гавестона в плен. Мортимер надеялся, если Эдвард будет находиться во Франции под бдительным взором французского короля, кто-то из английских лордов, возможно, Генри Ланкастер, сумеет выступить против Деспенсера. Генри не водил дружбы с этим одиозным семейством и держался с Эдвардом настороже. Он не получил ничего из обширных владений брата, после казни графа Томаса полностью забранных монархом. Кроме того, при оказании Генри поддержки епископу Херефорда, Эдвард начал его преследовать, и лишь крайне искусная линия оборонительного поведения при дворе спасла вельможе жизнь. В жилах нового графа Ланкастера тоже протекала королевская кровь, поэтому он являлся очевидным кандидатом для подъема недовольных английских лордов против любимца Эдварда. Как показало дальнейшее развитие событий, эта ветка реальности осталась незадействованной, но четкая перспектива Деспенсера лишиться сообщения с внешним миром, ее известность и предсказуемость, подарили Роджеру и Карлу шанс обсудить возможные стратегии.

*

Особенно глупо со стороны Эдварда было позволить Деспенсеру посоветовать противостояние французам относительно Гаскони. Весь его накопленный в Шотландии опыт доказывал, — король являлся не способным к руководству в бою и плохим судьей для оценки полководческих качеств командиров. Что касается Гаскони, Эдвард решил отправить туда своего младшего и неопытного брата, графа Кентского. Это оказалось равно безумным шагом, — вскоре после прибытия Кент серьезно разозлил население Ажена, попытавшись изъять у людей значительные суммы денег и похитив из города юную девушку. Его военные предприятия также не обернулись хоть немного превосходящим успехом. Когда Карл Валуа, дядюшка короля Карла, двинулся на графа Кента в августе 1324 года, обороняющие ряды последнего были смяты. После потери нескольких ключевых городов, он отступил в крепость Ла Реоль и оказался вынужден просить о мире. Король Карл с готовностью согласился на шестимесячное перемирие, но сохранил за собой завоеванные дядюшкой территории.

Перемирие подарило Эдварду возможность поменять в Гаскони армейские корпуса и хороший предлог, чтобы не оставлять Англию, таким образом, угрожая надеждам Роджера на свою разлуку с Деспенсером. Тем не менее, удачно для Мортимера, он принял неподходящую и направленную на запугивание тактику, предложенную Хью. Современный событиям отчет о стараниях монарха снять осаду с Ла Реоля можно прочитать на страницах «Жизни Эдварда Второго».

Затем король велел всей пехоте погрузиться на корабли и выйти в открытое море, пока не наступит время для переправы в Гасконь. Во главе он поставил графа Уоренна, Джона де Сент-Джона, и других влиятельных людей своей земли, которые тоже взошли на судна, не смея оказать сопротивление. Монарх равно послал письма в каждое графство, где приказывал, чтобы все, возвратившиеся из войска домой без соответствующего на то разрешения, подлежали задержанию и немедленному повешению без суда. Жестокость суверена отныне возросла до такой степени, что никто, как бы могуществен и мудр не был, не осмеливался перечить его воле. Следовательно, заседания парламента, собрания и советы ничего в описываемые дни не решали. Ибо знать страны, запуганная сыпавшимися на остальных угрозами и карами, позволила королю свободно вершить его решения.

С таким уровнем мотивации и слабой организованностью у крепости Ла Реоль не существовало ни малейшей возможности сбросить осаду. Политика Хью Деспенсера по сбору к себе в казну максимального количества денег и в такой