Фарангис - Махназ Фаттахи

испытало очередной нестерпимый удар, когда умер отец. Мой муж Алимардан, тяжело заболев, умер 10 лет тому назад и оставил меня одну с четырьмя детьми: Рахманом, Сохейлой, Йазданом и Сасаном. С тех пор на моих плечах лежали обязанности, касающиеся не только дома, но и работы, так как детей необходимо было на что-то содержать. С каждым днем мне становилось все труднее и тоскливее, сердце все больше наполнялось съедавшим меня чувством одиночества.

Через год мы потеряли Рахима, месяцами лежавшего в больнице из-за проблем с легкими. Каждый день я навещала его в палате и слушала рассказы о войне, которыми он будто бы хотел мне передать совсем иной посыл.

«Фарангис, помни о том, что мы пережили, – словно обращался он ко мне. – Знай, что Аллах захотел, чтобы мы выжили».

После смерти Рахима, который был мне не просто братом, но лучшим другом, я словно потеряла частичку своей души, став еще более одинокой. Еще со времен войны, надев черное, я его больше не снимала, год за годом нося траур. Я до сих пор питаю ненависть к иракцам из-за того, что они заставили нас пережить. Не успевали мы отволноваться из-за ноги одного ребенка, как второй попадал на мину, затем третий лишался жизни. Я часто сожалею о том, что во время войны у меня не было достаточно силы и власти, чтобы показать врагам, чего они по-настоящему заслуживают.

У меня часто спрашивают до сих пор:

– Если это повторится с тобой еще раз, как ты поступишь?

– Так же, если не еще решительнее. Я возьму ружье и буду сражаться с врагами до победного конца. Я готова убить еще раз.

Мой народ пережил столько горя и несчастий, что наша черная одежда не просто отражает траур, который мы теперь вечно будем носить с собой, но и олицетворяет черные раны, которыми покрыты наши сердца. До сих пор день ото дня мы лишаемся близких, которые по неосторожности подрываются на минах во время сельскохозяйственных работ или выгула скота в степях. Этот неожиданно раздавшийся в тишине взрыв сотрясает не только землю, но и наши души. Ныне каждая семья, имеющая либо мучеников, либо инвалидов, имеет что рассказать о своих несчастьях.

Гурсефид, находившийся на передовой линии войны, до сих пор притягивает людей, которые интересуются жизнью пострадавших, и я всегда рассказываю им истории о военных событиях и людях, которые будут жить в моей памяти вечно. Мне кажется, что это является моим долгом по отношению к моему собственному народу. Никто не остается равнодушным к нашим ранам, которые уже никогда не заживут.

Однажды осенним вечером 2012 года я сидела на крыльце дома в раздумьях. Сентябрьские вечера всегда приводили меня в какое-то тоскливое и тяжелое состояние.

«В эти дни 31 год тому назад мы находили убежище в горах, променяв наши пуховые подушки на каменные валуны…» – думала я, глядя на корову, которая неподалеку от меня неспешно жевала свежую траву.

По всему городу распространился слух о том, что Рахбар прибыл с визитом в Керманшах. Вспомнив об этом, я тут же побежала в дом, чтобы по телевизору узнать о последних новостях. В одной из передач показывали кадры, где имам Хаменеи сидел в белой машине, которую, словно стая мотыльков, окружила многочисленная толпа восхищенных людей.

– Руле, посмотри! – быстро позвала я дочку. – По телевизору показывают Рахбара в Керманшахе.

– Да, вижу, мама, – сказала Сохейла, поставив передо мной поднос с чаем. – Он словно светится… Как же счастлив тот, кто имел возможность увидеть его вживую.

– Говорят, что он приедет в Гилянгарб. Мы тоже обязательно поедем к нему!

– Иншалла…

Вдруг нас перебил стук в дверь. Накинув на голову платок, Сохейла выбежала, чтобы посмотреть, кто бы это мог быть.

– Мама, подойди, пожалуйста! – раздался ее голос через минуту.

– Кто это там? – спросила я, приближаясь к двери, у которой стояли несколько мужчин.

Одного из них я узнала. Это был губернатор города.

– Салам алейкум, господин Рустами, – поспешила я поздороваться.

– Алейкум салам, Фарангис-ханум. Разрешите пройти внутрь?

– Конечно, заходите. Чувствуйте себя как дома… – немного смешавшись, отвечала я, пропустив в дом шестерых мужчин.

– По воле Всевышнего наш вождь через пару дней приедет в Гилянгарб, и нам хотелось бы устроить вашу личную встречу. Ах да! Совсем забыл вам представить этого господина, – опомнился Рустами, указывая на мужчину в чалме. – Перед вами представитель администрации Рахбара, а также главнокомандующий войсками и член КСИР, господин Азими. Ну, а господина Хасанпура вы, должно быть, уже знаете.

– Да, это ведь глава Фонда по делам мучеников. Простите, пожалуйста, что принимаем вас так скромно, – стеснительно ответила я, пока Сохейла расставляла перед гостями чай. – Нам стоило бы зарезать барана перед вашим приходом.

– Нам важно лишь ваше здравие и благополучие, сестра. Благодарю.

Не веря своим глазам, я задумчиво и смущенно оглядывала своих гостей, словно ангелов, спустившихся с небес, чтобы сообщить мне самую радостную весть в мире.

Через некоторое время, когда гости собрались уходить, Сохейла осторожно подергала меня за платье и сказала:

– Мама…

– Господин Рустами, – быстро обратилась я к губернатору, без слов поняв, о чем хочет попросить Сохейла. – Можно ли как-то сделать так, чтобы на встрече с вождем моя дочь тоже присутствовала?

– Мы постараемся что-то придумать.

Стоит ли говорить, как обрадовалась Сохейла, когда после звонка нам сообщили о том, что она тоже сможет отправиться на встречу и понадобится лишь номер ее паспорта.

Ночью в предвкушении встречи с имамом Хаменеи я не могла заснуть. Глядя на звездное небо за окном, я так и пролежала в постели, размышляя о том, как бы мне хотелось поделиться с имамом всем тем, что в моем сердце. Если бы он смог уделить мне достаточно времени и выслушать обо всех страданиях, которые нам пришлось пережить! Так и не сумев заснуть, в 5 утра я встала, совершила утренний намаз и, поставив чайник, разбудила детей.

– Так же нельзя, – попивая свой чай и хитро улыбаясь, сказал Йаздан. – Нечестно же нам идти в зал к большой толпе людей, а тебе с Сохейлой – на личную встречу с имамом. Сохейлу ты берешь с собой, а о нас не подумала.

– Понятное дело! – весело подхватил мысли брата Рахман. – Сохейлу она любит больше нас.

– Я всех вас люблю одинаково. И, если бы была возможность, взяла бы всех. К тому же, кроме нас, там будут еще представители семей героев войны Шируди, Кешвари и Пичак.

Надев традиционные клетчатые платки басиджей[11], мы вместе с огромной толпой воодушевленных жителей города направились