Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика - Татьяна Петровна Знамеровская

«А ты все пишешь? – подойдя ко мне, сказал Боря. – Смотри, такой чудный день, а ты сидишь дома. Если бы я был свободен, как ты, я поехал бы на велосипеде кататься». – «Я это знаю, последнее время ты так часто ездишь мимо окон одного дома. Мама мне рассказала, как ты ее уговаривал не приходить в школу и не смотреть на Женю[234], боясь, что мама слишком пристально будет ее рассматривать. Какой ты смешной мальчик! Ведь Миша Шамараков, увидя маму в школе, подошел к ней и показал Женю. Известно и то, что вчера, когда ты шел с мамой и папой по улице, впереди вас шла Женя с подругой, и мама об этом сказала папе. Женя зашла в магазин, а папа сказал: „Пойдем и мы туда, я хочу посмотреть свою будущую невестку“. А почему ты остался у витрины, скажи? Выйдя из магазина, папа заметил: „Невестка подходящая“.

Так ли? Мама же сказала: „Увлечения свойственны этому возрасту, но хорошо, если это не серьезно: для серьезной любви слишком рано, и вообще я не хочу никаких невесток и зятьев“». – «Мама сказала правильно, но больше всего это касается тебя, – заметил Боря, – только ты не пиши всякую ерунду в своем дневнике». Он ушел. А через некоторое время подошел и сказал: «Ты знаешь, Женя тоже будет поступать осенью в электротехнический техникум, и мы будем учиться вместе».

Крым

20 мая. Дорогой Павлуша! Я не знаю, где вы и куда вам писать, а потому пишу в пространство. Это будет продолжение моего дневника. Я в Крыму. Это прозвучит для вас обыкновенным словом, но для меня слово «Крым» – это страна-сказка. С тех пор, как автомобиль вылетел из Байдарских ворот[235] и далеко внизу засияло серебряно-голубое в утреннем солнце море, а с другой стороны гигантской обнаженной стеной поднялись горы, я окунулась в радостную сказку, уйдя в нее с головой. Там, у Байдарских ворот, мне захотелось засмеяться и заплакать. Хотелось выскочить из автомобиля и превратиться в камень на склоне горы, чтобы вечно видеть море и отвечать улыбкой на его утреннюю улыбку. Далеко внизу белели дачи и дворцы, спрятанные в зелени побережья. Море ласкало и целовало этот берег, а горы закрывали путь к нему огромными нависшими стенами. Я видела стройные кипарисы, похожие на монахов, задумчиво и молчаливо молящихся небу, застывших в неисполненном стремлении достичь неба своими острыми верхушками. Я видела тяжелые кисти цветов в чаще деревьев, и яркое сочетание их оттенков зажигало ярче глаза, а их аромат паутиной окутывал сознание и придавал мыслям особенные оттенки.

Вы хотите знать, как я приехала в «Жемчужину»? Но как я могу угадать, о чем вы думаете теперь? Меня и мою попутчицу студентку из ИНО[236] Лиду по ошибке привезли в Ялту[237]. Мы едва смогли в этот же день выбраться, устроившись на ялике, идущем в «Жемчужину». Но я не жалею, что мы заехали в Ялту. Цветет глициния, и все дома Ялты увиты ее ползучими ветками. Ялта – изящный, оплетенный цветами, полный аромата город, он приютился в полукруге гор, как драгоценная жемчужина в раковине. Я не спала двое суток в дороге, но, сидя на пристани в ожидании ялика, я улыбалась, потому что не могла смотреть без улыбки на море. Мы ехали на ялике, и море было синим-синим вдали и голубовато-зеленым вблизи. Я не знаю, как назвать цвет моря, не знаю, с чем его можно сравнить, потому что ни один драгоценный камень не имеет такого оттенка. Я видела, как мимо нас проплывали медузы, белые, прозрачные, будто сделанные из газа и тюля. Несколько раз показались дельфины, и их мокрые спины ярко блестели на солнце. Это было продолжение все той же сказки, начавшейся после Байдарских ворот.

Нас высадили около «Ласточкиного гнезда»[238], там на большом камне высечено: «Бухта любви». Так я попала в «Жемчужину», где я и живу. Наш парк, в котором разбросаны маленькие белые дачи, расположен на скалах, на самом берегу моря, а клуб находится в «Ласточкином гнезде». Я люблю там бывать, когда там еще никого нет. Сегодня в круглой башне замка было тихо, пусто, и только внизу кто-то играл на рояле, а море с шумом разбивалось о подножье скал, обдавая их белой курчавой пеной и солеными брызгами, и снова стремительно летело на камни. В шуме моря была своя особенная музыка, и звуки рояля сливались с шумом моря. Я была одинокой в этом замке, повисшем на краю отвесной скалы над морем, и мне было немного жутко смотреть в зеленовато-голубую бездну воды. Иногда мне казалось, что море хочет достать до меня своими волнами, оно, не переставая, звало меня на свой простор. Я думала о вас, Павлуша, но представляла вас себе полуреальным, полусказочным, потому что я живу в сказке. Только не смейтесь над этим.

21 мая. Павлуша, я хочу описать вам первый день, проведенный здесь. С утра я пошла в Харакс[239] с большой компанией отдыхающих. Это дворец одного из бывших великих князей. Там всюду ползучие розы, лавры, магнолии, тисы, всех сортов глицинии и акации. Прямые, широкие аллеи, в просветы которых видно море. Красивые беседки, мраморные скамейки, белые лестницы. Это та красота, которую может создать искусство человека в союзе с богатой южной природой. Я была захвачена роскошью красок.

После обеда мы пошли в Кичкине[240]. Там над морем сверкает ослепительной белизной дворец в мавританском стиле. Он весь выглядит кружевным, каждая арка говорит о восточной роскоши и неге. Я как будто попала в сказку из «Тысячи и одной ночи» и ждала, что вот-вот появится в одном из окон смуглый горбоносый профиль и пестрая чалма. Я отделилась от компании отдыхающих. Меня возмущали их пустые разговоры и замечания. Конечно, они восторгались, но разве они чувствовали действительно, насколько прекрасно окружающее? Они не отдали свое сознание во власть горам и морю. Разве забыли они свои повседневные маленькие интересы и растворились в природе? Конечно, нет. Они без конца говорили о сарафанах и фасонах платьев, передавая друг другу курортные сплетни. А разве можно здесь говорить об этом, не оскорбляя величия и красоты окружающего? Мне это было неприятно, и я убежала, спустившись к морю по крутой лестнице, высеченной по склону отвесной горы.

Там в скале есть пещера, куда с шумом забегают волны. Гладкая галька шуршала у меня под ногами. Если бы