Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф

как можно скорее в Англию. С 1 сентября мне причитается шестимесячное жалованье. Деньги, деньги!

Боже правый! Что я мог с ним сделать? У меня был замечательный опыт. В июне один молодой человек, которого я знал в Гарварде, по имени Олин Доус [молодой художник, с которым Том познакомился во время учебы в Гарварде, чьи родители владели большим поместьем в Райнбеке на Гудзоне. Том описывает свой визит в их дом в книге «О времени и о реке»] – писал из Кембриджа и спрашивал, не могу ли я снять для него комнату в гостинице неподалеку от меня. Я немного знал этого парня – ему всего двадцать лет – и он видел мою пьесу в Гарварде, был в восторге и нарисовал меня – он изучает искусство. Он приехал, и мы много общались. Он никогда не говорил о деньгах или о своей семье, но я знал, что он очень богат, потому что он пытался подарить мне книги по искусству за 15 и 20 долларов. Две недели назад он пригласил меня в загородный дом своего отца на Гудзоне – в колонию для миллионеров, очень старое голландское место, которое называется Райнбек. Его люди сказочно богаты – не меньше, а то и больше, чем Вандербильты из Эшвилла. Они живут в огромном поместье площадью 2000 акров с видом на Гудзон, с домиками привратников и замечательным колониальным домом. По соседству живут Рузвельты – Франклин Д., а еще дальше – Асторы и Делано. Дед мальчика живет в большом поместье, примыкающем к дому, и все это мальчик получает в наследство. Дед женился на дочери Оливера Гарримана. Люди у него замечательные – оставили меня в полном покое, я мог делать все, что мне заблагорассудится. Его мать, узнав, что я из Эшвилла, спросила, знаю ли я Корнелию. Я ответил, что нет. Думаю, они понимают мое положение, но я им понравился и они настояли на том, чтобы я приезжал как можно чаще. Он приезжает каждую пятницу и остается до воскресенья, и он хочет, чтобы я вернулся с ним сегодня вечером. Но я не могу. У меня проверка бумаг, промежуточные отчеты и все такое.

У них в библиотеке шесть тысяч томов – прекрасных дорогих книг, которые никто не читает. Деньги, деньги! Кроме того, у него есть сестра лет девятнадцати, одна из самых красивых и замечательных людей, которых я когда-либо знал.

Если я поеду, то останусь один и смогу отдохнуть. Его семья, за исключением отца, уехала в Ньюпорт. Его мать сказала мне, что собирается навестить там Элис Вандербильт – я полагаю, они родственники.

Его отец время от времени приезжает в город и водит нас по дорогим ресторанам и театрам. Они несчастливы – я заметил это, пока был там. Его отцу пятьдесят, его матери сорок, но его мать всегда будет молодой – вот в чем беда. У нее всегда есть молодые люди, с которыми можно поиграть в гольф, поплавать или потанцевать – там было несколько мальчиков и девочек, когда я был там. Его отец так же стар, как и его годы. Мальчик поговорил со мной совершенно откровенно – конечно, он всецело симпатизирует матери, но отец от него без ума. Он рассказал мне, что его дед умер, когда отец учился в колледже, и он стал одним из самых богатых холостяков в стране.

Вот и все на сегодняшний день. Только вот если бы у меня была хоть десятая часть того, что есть у этих людей, я бы стал великим человеком на десять лет быстрее. Жизнь чертовски несправедлива.

Ты никогда не пишешь. Ты никогда не думаешь обо мне. Если бы я умер здесь, вы бы забыли меня через два месяца. Ты скажешь, что нет, но ты забудешь. Мне не горько. Только я знаю, что в большинстве своем ты меня забыла. Жизнь учит нас. Ничто не вечно. Ничто не вечно, кроме красоты, и я создам ее. Ты не знаешь меня, мама. Я не важен для тебя – я стал мужчиной, и ты никогда не поймешь, что я старше, чем был, когда ты брала меня с собой – когда мне было восемь лет. Я никогда не забуду и всегда буду благодарен за то, что ты для меня сделала, но когда-нибудь я отплачу тебе за это. Я стану великим – если не умру слишком рано, – и ты будешь известна как моя мать. Я говорю это серьезно – я верю в это. Никто не сравнится со мной, и я буду побеждать. Глупцы назовут это тщеславием, но пусть говорят что хотят – они глупцы.

Я совершенно одинок, во всем мире нет никого, с кем я мог бы поговорить, но в своем одиночестве я силен. Я выживу и одержу победу.

Надеюсь, что все дела идут успешно и ты счастлива.

Твой сын Том

Джулии Элизабет Вулф

Отель «Альберт», Нью-Йорк

Четверг, 14 августа 1924 года

Дорогая мама: Я собирался ответить на твое письмо гораздо раньше, но до последних трех дней жара, которой нет названия в этом мире, душила и избивала меня. И в это ужасное время я должен был продолжать преподавать, проверять работы, тратить силы и энергию безрассудно. Мне казалось, что я должен сойти с ума. Вот уже три дня погода стоит прохладная и приятная. Но я не знаю, достаточно ли добр Бог, чтобы завершить лето прохладой. Слава небесам, теперь мне осталось меньше месяца. Последние занятия я провожу 5 сентября, а экзамены через неделю, 12 сентября. Олин Доус пригласил меня в Рейнбек отдохнуть и писать за неделю или две до отплытия, отдохнуть и писать, и я, наверное, поеду; но потом, мама, я уплыву, и небеса и ад не помешают мне.

Я стал похож на безумного зверя, увидевшего голодными глазами лужу лесной воды; у меня в голове только одна мысль: удрать – куда угодно, подальше от этого мира вокруг меня – и закончить свою прекрасную пьесу. Это безумие! Дело сделано, закончено и высечено в моем мозгу, но Время, моя работа и погода вступили в смертельный сговор, чтобы помешать мне написать пьесу. У меня два с половиной акта, и нет времени закончить. Это просто безумие. Я слишком много работал, отдавая свой мозг и свое сердце этим глупым маленьким неучам; говорил как ангел или Бог на языке, который мало кто из них поймет. И все же есть вознаграждение. Сегодня утром я получил