Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф

Бог знает! Бог знает! Я не школьный учитель и никогда им не стану. Но я должен как-то жить. За последние четыре-пять месяцев я оторвался от всего и всех. Профессор Бейкер не написал ни слова. Думаю, он горько разочарован тем, что я начал преподавать, но так и не сказал мне, на какие средства я могу жить. Полагаю, я один из самых одиноких людей на свете – не то чтобы я не знал людей, ведь я постоянно встречаю их, особенно женщин, которым я, кажется, нравлюсь. Мне кажется, я никогда не понимал себя до конца, и я никогда не находил никого, кто бы меня понимал. Вот почему я одинок. Я влюбляюсь каждый месяц или около того, но это никогда не длится дольше недели или двух.

Видит Бог, это было бы неприятно дома, когда вокруг тебя плачут, вбегают и выбегают из комнаты и так далее. Однако сегодня я не думаю о смерти. Голова немного кружится, но я на ногах.

Есть только одна вещь, которой должен бояться храбрый и честный человек-джентльмен. Это смерть. Он должен навсегда запечатлеть страх смерти в своем сердце, ибо на этом заканчивается вся его слава, и он должен использовать его как шпору, чтобы перешагнуть через барьеры своей жизни. Я ненавижу людей, которые говорят, что не боятся смерти. Они лжецы, глупцы и лицемеры.

Что ж, я написал больше, чем собирался. Я не несчастен. Этот великий город питает мое воображение – он позволяет мне мечтать.

Кох из Чапел-Хилла продолжает настаивать в письмах и телеграммах, чтобы я разрешил ему опубликовать мою первую одноактную пьесу, а его издатель, Холт, позвонил мне на днях утром и пригласил на званый обед в своем доме, куда были приглашены многие пишущие люди. Я не пошел, потому что у меня не было пиджака, да и вообще я ненавижу такие мероприятия.

Я не позволю опубликовать пьесу. Я написал ее, когда мне было семнадцать, и она довольно грубая. Я написал ее за три часа дождливым днем. Я буду несправедлив к себе. Я рад, что вы совершили поездку в Луисвилл; рад, что у Фрэнка действительно все хорошо.

Джулии Элизабет Вулф

Отель «Альберт»

11-я улица и Университетская площадь

Нью-Йорк

[Письмо без даты. Конверт датирован 25 июля 1924]

Постскриптум в верхней части первой страницы: Здесь жарко – мои мозги запеклись – Слава Богу, до свободы осталось меньше двух месяцев.

Дорогая мама: – Не могла бы ты закрыть для меня чек, который я выписал вчера? Он был оплачен отелем «Альберт» и стоил 76 долларов. Тем временем я распорядился, чтобы университет отправил тебе половину моего чека от 1 августа – 75 долларов, и он должен быть получен не позднее 3 августа. Как вы, наверное, знаете, я позволил отелю выступать в качестве моего банкира и предоставлять им мой чек первого числа каждого месяца. Если у меня заканчиваются деньги, они любезно предоставляют мне любую необходимую сумму. Таким образом, чек покрывает расходы на питание (в основном завтрак), аренду номера и денежные займы. Я выписал его, потому что менеджер сказал мне, что не принято выставлять счета за две недели сверх арендной платы. Я не знал менеджера раньше, но был очень обижен, так как каждый месяц доверяю отелю все свои деньги и быстро гашу все долги. Все деньги, которые мне когда-либо выдавались отелем, были выданы исключительно по предложению сотрудников – кассира и старшего клерка. Я испытывал и до сих пор испытываю сильную горечь по отношению к менеджеру, который является выходцем с острова Истер из штата Мэн. Он очень извинялся. Сказал, что не знал о моей договоренности, и настоял на том, что я могу подождать до 1 августа или заплатить в удобное для меня время. Я был задет, думаю, потому, что чувствовал, что нашел дом в Нью-Йорке – эти люди были добры ко мне, – и появление низкопробного, подозрительного человека с инстинктом получения денег сделало меня наполовину больным.

Поэтому, поразмыслив ночь, я решил, что лучше попрошу об одолжении вас, чем какого-нибудь незнакомца с Истер. Надеюсь, вы не будете думать обо мне так плохо, чтобы не ожидать денег сразу после того, как мне заплатят. Я довольно благороден, думаю, и я сделал делом чести жить, насколько это возможно, в пределах моего дохода, который, как вы знаете, составляет 150 долларов в месяц. То, что мне не всегда удавалось, то, что я иногда обращался к тебе за помощью, означало лишь то, что мои деньги закончились. Мама, ты не хуже, а то и лучше меня знаешь, что я не очень хороший экономист. К сожалению, у меня нет твоего инстинкта экономии. Поэтому я не могу честно сказать тебе, что в Нью-Йорке нет ни одного человека, который жил бы на 150 долларов в месяц. Я уверен, что такие люди есть, и их очень много. Большинство из них живут в пригородах, где дешевле; многие, полагаю, живут в Ист-Сайде. Но я не чувствую, что расточителен, – я купил один дешевый костюм, что, конечно, меня подкосило, и аппетит у меня, как обычно, большой. Это и есть моя большая экстравагантность – мой прожорливый кишечник. Наверное, я мог бы есть меньше, но у меня большое тело и пожирающий разум, который никогда не даст мне покоя. Эта проклятая штука все время скрежещет, скрежещет, скрежещет – не дает мне покоя, только когда я сплю. Возможно, это вызывает у вас улыбку, но мне порой кажется, что во мне завелся мощный монстр, который однажды уничтожит меня. И когда этот разум несколько часов работает над книгами, бумагами, Творением, он требует другой пищи – мяса, картофеля, пирога. Да, он ест даже больше, чем мое тело. Внутри меня где-то генерируется потрясающая энергия – я всегда должен быть в движении: либо яростно атаковать книгу или пьесу, либо яростно преподавать, либо мчаться, как можно быстрее, даже на солнце. Я берусь за дело со слишком большой интенсивностью; я никогда не могу делать что-то наполовину. В результате за время этой потрясающей погоды я отчаянно устал – не телесно, а душевно.

У меня мало времени на сочинительство, но друзья говорят, что я написал великую пьесу – новую. Бог знает. У меня есть пролог, два акта и часть третьего. Если бы только у меня было достаточно времени! Когда я закончу преподавать в сентябре – у моих классов выпускные экзамены 15 сентября, – я поеду на несколько дней в Нью-Гемпшир, а потом