Бетховен и русские меценаты - Лариса Валентиновна Кириллина

на Венском конгрессе, причем у красавицы Константины появились и другие высокопоставленные поклонники, помимо Разумовского (среди них Лулу называла и князя Адама Чарторыйского). Помолвка состоялась осенью 1815 года; формальное предложение было передано через давнюю приятельницу семьи Тюрхейм, княгиню Лихновскую, и принято Константиной с хладнокровной решительностью, хотя никакой любви к жениху она не питала[323].

Неотъемлемым членом семьи Разумовского стала Лулу Тюрхейм, которая долгое время оставалась незамужней и жила с новобрачными, взяв на себя роль компаньонки и домоправительницы. В дневнике от 1 июня 1816 года она писала: «Чем больше я здесь живу, тем больше мне нравится Разумовский. Неподдельная добросердечность, соединенная с острым умом и легко возбудимой чувствительностью, придают ему очарование, которому я совершенно не могу противиться. Он буквально молится на мою сестру, очень любит ее, я с радостью наблюдаю за ее счастьем и стараюсь вносить в него свою лепту»[324]. Похоже, что Лулу начала питать к Андрею Кирилловичу даже более теплые чувства, чем ее сестра: «Его сердце, преисполненное симпатии ко всякому, кто страждет, постоянно открыто для всего благого и благородного. <…> Но все, что я скажу о Разумовском, покажется мне холодным; я ненавижу петь хвалебные гимны людям, которых я люблю. Мне думается, что все сказано уже словами: “я их люблю”. Разумовский в свои 64 года, проведенных при разных дворах, в высшем свете и в мире дипломатии, сохранил юношеский энтузиазм и детскую простоту. Поистине, это совершенно исключительная личность!»[325] Позднее, правда, романтический образ Разумовского окрасился в мемуарах Лулу в другие тона: Андрей Кириллович, в прошлом завзятый донжуан, оказался ревнивым мужем и иногда устраивал Константине бурные сцены с выяснением отношений.

В дневниках и мемуарах Лулу Тюрхейм возникает явно идеализированный, но отнюдь не выдуманный психологический портрет Разумовского. «Детская простота» у искушеннейшего царедворца и дипломата – это, конечно, лукавство или обман зрения мемуаристки. Но даже сугубо служебная переписка Разумовского, как опубликованная в труде Васильчикова, так и находящаяся в различных архивах в рукописном виде, подтверждает свидетельство графини Тюрхейм о свойственной Андрею Кирилловичу, как и всем Разумовским, страстной эмоциональности. Он действительно был отзывчив к чужим страданиям, и подтверждений этому можно найти множество. Его сострадательность распространялась не только на представителей высших классов (французских эмигрантов, включая принцессу Марию Терезу, дочь казненных Людовика XVI и Марии Антуанетты, польских магнатов, у которых были конфискованы поместья после восстания Костюшко), но и на самых обычных людей, обращавшихся к нему за помощью. Если это были русские подданные, он пытался добиться для них пенсий или других пособий[326]. Вероятно, некоторым он помогал и лично.

О желании служить «бедному страждущему человечеству» неоднократно говорил и писал Бетховен, и эти убеждения сближали его с Разумовским, при всей разнице их материального благосостояния. С другой стороны, ясное видение Разумовским истинной ценности людей и выработанная с годами снисходительность к причудам и слабостям окружающих способствовали пониманию им сложной натуры композитора и его трудной для восприятия музыки.

Однако в мемуарах Лулу Тюрхейм, касающихся периода 1790–1820-х годов, о Бетховене не говорится совсем ничего, как если бы его вообще не было тогда в Вене. В силу аристократического снобизма графиня в принципе игнорировала людей, не принадлежавших к знати. При этом Бетховен был знаменит, и у него с сестрами Тюрхейм было множество общих знакомых из высшего общества, включая семьи Лихновских, Ржевуских, Вальдштейн и прочих. Ему покровительствовал эрцгерцог Рудольф, так что Бетховен в качестве его учителя оказался вхож в императорские резиденции. Во время Венского конгресса на концертах, в которых исполнялась музыка Бетховена, присутствовали европейские монархи, причем на авторском концерте 29 ноября 1814 года – практически все суверены, включая двух императоров, австрийского и российского. Но в мемуарах Лулу Тюрхейм мы ни слова об этом не прочтем.

Возможно, причина кроется не только в личной неприязни обеих сестер Тюрхейм к гениальному плебею, с которым они, скорее всего, даже не соприкасались лично, а в их немузыкальности. Как и все знатные девушки, они, несомненно, занимались в детстве музыкой, но, вероятно, не считали нужным в ней разбираться. В мемуарах Лулу само слово «музыка» встречается крайне редко. Среди многочисленных описаний светских знакомств и разнообразных увеселений мы не найдем никаких упоминаний о важных концертах, оперных спектаклях, выдающихся виртуозах. И это касается не только Вены, но и других городов, в которых бывал Разумовский со своими спутницами. Вероятно, они посещали театры, концертные залы, церкви (сестры Тюрхейм были католичками, и Разумовский на склоне лет также тайно принял католичество). Однако музыка воспринималась Лулу лишь как фон для танцев или других развлечений. Приведем фрагмент из ее мемуаров: «Ужины по вторникам у Разумовского были чрезвычайно приятными, особенно весной, когда музыка в садах, освещенные террасы, уставленные множеством небольших накрытых столиков, море стоявших повсюду цветов и нередко сиявшая сверху луна, так и звавшая помечтать в укромных беседках, придавали дворцу Разумовского совершенно восточный облик»[327]. Что это была за музыка и кто ее исполнял, неизвестно – мемуаристку такие материи не интересовали. Ни разу не упоминала она и о том, что Разумовский хорошо играл на скрипке (или после 1816 года он перестал брать инструмент в руки?). Вероятно, сходного образа мыслей придерживалась и молодая княгиня.

Семейные обстоятельства заставили Разумовского расстаться в 1816 году со своим любимым струнным квартетом. Содержание четырех музыкантов и проведение регулярных репетиций и концертов стоило денег, но даже после пожара во дворце квартет не был распущен. Однако после свадьбы Андрей Кириллович с женой и ее сестрой намеревались надолго уехать из Вены (в Италии жизнь была дешевле), и сохранять ансамбль на службе не было смысла.

Ровно за день до свадьбы Андрея Кирилловича состоялся прощальный концерт Игнаца Шуппанцига и членов его квартета – но не у князя, а в Мюллеровской галерее[328]. Место проведения концерта примечательно во многих отношениях. В огромном доме при галерее, созданной «художником Мюллером», графом Деймом, продолжала жить бывшая возлюбленная Бетховена, Жозефина Дейм, во втором браке баронесса Штакельберг. В начале 1800-х годов она разучивала скрипичные сонаты Бетховена в ансамбле с Шуппанцигом. Возможно, зал галереи был предоставлен скрипачу для концерта по старой памяти, и этот концерт Жозефина, скорее всего, посетила.

Неизвестно, мог ли присутствовать на концерте Разумовский, занятый предсвадебными приготовлениями. Но концерт устраивался явно не без его содействия. Если вдуматься в ситуацию, кто-то должен был оплатить аренду зала и все издержки – либо сам Шуппанциг, который отнюдь не был богат, либо, что вероятнее, Разумовский.

Исполнялись исключительно произведения Бетховена: Квартет ор. 59