Святые старцы - Вячеслав Васильевич Бондаренко

начались происки вражьи в монастыре, подсматривание друг за другом, а в конце концов и такие нашлись люди, которые говорили, что если бы они были начальством, они бы лучше все делали.

<...> Скорби великие постигли в то время наших старцев: отец Герман все плакал, а отец Алексий ходил как тень. С братией ни с кем нельзя было поговорить по душе, потому что уловляли на слове, кто к какой партии принадлежит. Для усмирения обители решено было перевести отца игумена в Махрищскую обитель <...> Мы, ученики отца Алексия, в эти дела не вмешивались, да и сам старец уклонялся от всего этого. Заступило новое начальство, говорили очень сладко, а на деле выходило и мутно, и нехорошо. Жизнь в монастыре стала очень тяжелая, мы не имели над собой Божия благословения: что ни делаем, все из рук выпадает. Церковные службы исполнялись кое-как, обитель стала пустеть. Хотя отец Алексий и поддерживал братию, но к новому начальству сердце его не лежало, он был в обители как чужой. Бывало, придешь к нему, а он стоит бледный, грустный. <...> Но вот наконец Господь смиловался и прекратил наши скорби. Игумена Германа возвратили из Махры в нашу обитель.

Раз прихожу я к отцу Алексию, а он стоит печальный в углу на клиросе. Я и говорю ему: “Батюшка, нашего игумена опять возвращают к нам в обитель”. - “Почему ты это знаешь?” - говорит он. “Сейчас, - говорю, - пришел ваш духовный сын из Духовного собора, говорит, что указ уже есть”. Отец Алексий, слыша эти слова, как бы воскрес. Он стал такой же веселый, как в первые дни своей монастырской жизни. Уж очень он любил и почитал отца Германа».

Добавим, что период отсутствия игумена Германа (Гомзина) в обители был очень недолгим - с 14 сентября по 4 ноября 1915 года. Особую роль в его возвращении сыграла великая княгиня Елизавета Федоровна.

Здоровье отца Алексия между тем ухудшалось. В первый день Пасхи 1914 года он перенес тяжелый сердечный приступ, после которого постоянно чувствовал головокружение и головную боль. Число же посетителей не уменьшалось; принимать их «на скорую руку» батюшка не умел, расстраивался и нервничал из-за того, что не успевает помочь всем, отчего его состояние ухудшалось еще больше. Летом 1915-го приступ повторился, и после этого старец обратился к игумену с просьбой об удалении в полный затвор. «Если Антонию Великому и Арсению Великому необходимо было безмолвие - то как же нам, грешным и окаянным, спастись?» - повторял он. Отец Герман долго не давал на это своего благословения, но наконец согласился. Наместник Троице-Сергиевой лавры архимандрит Кронид (Любимов, 1859-1937, прославлен в лике преподобномучеников в 2000 году) привез в пустынь указ, согласно которому старцу разрешалось уйти в затвор 6 июня 1916 года. В обители об этом стало известно 3 июня. Проводы старца в затвор превратились в настоящее торжество, печальное и радостное одновременно...

С трех часов ночи до полудня 6 июня отец Алексий принимал народ. Затем был отслужен молебен Спасителю, Божией Матери, архангелу Рафаилу, преподобному Сергию Радонежскому, преподобному Зосиме Соловецкому и всем святым. Многочисленные богомольцы и братия монастыря со слезами на глазах молились о старце. Молился и он сам - на правом среднем клиросе, позади Смоленской иконы Божией Матери.

Затем отец Илия Четверухин обратился к старцу с речью:

- Дорогой батюшка, отец Алексий! Позвольте мне от лица всех здесь собравшихся духовных чад ваших сказать последнее, прощальное слово. Батюшка, духовный отец наш! Многие из нас уже давно знают вас и ездят к вам (я, например, знаю вас уже одиннадцатый год), и за это время мы делили с вами наши радости и горе, отдавали на суд ваш всю нашу жизнь со всеми ее житейскими мелочами. С самым нежным, с самым внимательным, прямо-таки материнским участием относились вы всегда ко всем нам. Вы нас окормляли, и назидали, и умудряли, и просветляли, и очищали, и укрепляли, и утешали, и согревали огнем своей веры и любви. Просто даже и не пересказать того, что мы от вас получали. Благодарим вас, батюшка, от всей души за всё, за всё, что вы для нас сделали. Никогда мы не забудем... Как видимые знаки любви и благодарности к вам примите от всех нас эту святую икону, эту просфору, из которой вынута на сегодняшней литургии частица о вашем здравии и спасении, и наш земной поклон.

Отец Илия и весь храм поклонились старцу в ноги. Тот ответил тем же. После того как отец Илия закончил речь, отец Алексий ответил:

- Без Мене не можете творити ничесоже... - невольно напрашиваются эти слова Спасителя. Если я сделал кому доброе, то это не я сделал, а сила Божия, которая мне помогла. Часто, например, мне задавались трудные и неудоборешимые вопросы, и я не знал, что мне сказать, но Господь в те минуты вразумлял меня и вкладывал в уста мои нужный ответ, так что я потом сам удивлялся тому, как вышел из затруднительного положения. Я всегда говорил и говорю, что без помощи Божией и без воли Божией ничего доброго не делается. Что касается меня, то я всегда старался обнять всех своей любовью (хотя, может быть, любви моей и не хватало) и каждого обращающегося ко мне удовлетворить, каждому найти доброе слово. Но это мне не всегда удавалось: недоставало либо времени, либо физических сил. Бывало, от утомления я дремал и, может быть, не всегда слышал все, что мне говорили, и отвечал невпопад и не то, что было нужно. Самые горькие минуты были те, когда я видел, что кто-нибудь уходил от меня неудовлетворенным, и только я один знал, что чувствовало тогда мое сердце. Искренно прошу прощения, если кого-нибудь из вас я когда-нибудь огорчил, как и я всех прощаю.

Отец Алексий до земли поклонился присутствующим. Плачущий храм ответил ему.

- Как выразился отец Илия, я ухожу в затвор для сосредоточенности и самоуглубления, - продолжал старец. - С самого начала моего поступления в монастырь я видел, что некоторые стороны монашеской жизни невозможно осуществить вне безмолвия. Я не раз обращался с просьбой к своему духовнику и настоятелю нашей обители - отцу Герману, чтобы он увеличил мое уединение, но он каждый раз отказывал. И вот теперь разрешил. «Сейчас же пишите прошение», - сказал он. В этом я усматриваю волю Божию. Значит, действительно пробил час уходить в затвор. Да, уже пора. Еще три тысячи лет тому назад великий пророк