Святые старцы - Вячеслав Васильевич Бондаренко

и псалмопевец указал на этот возраст, как на предельный для человеческой жизни. Аще же, сказано, в силах - восемьдесят лет, а сил у меня, я чувствую, мало. Не знаю, смогу ли довести до конца и то дело, которое теперь мне предстоит. И раньше случалось, что, быть может, по своей гордости брался за то, что было выше моих сил. Прошу ваших молитв за меня и надеюсь, что молитвами Божией Матери, святого архангела Рафаила, преподобных Сергия и Никона, Радонежских чудотворцев, преподобного Зосимы и всех святых, молитвами моих духовных отцов, всех моих духовных чад облегчится мне прохождение страшных мытарств, предстоящих каждому из нас после смерти. Да поможет нам всем Господь войти в Царствие Небесное. Благодарю всех вас за сегодняшнюю молитву. Когда вы молились обо мне, я молился о вас. Духовным детям моим, иереям, кланяюсь, а остальных благословляю. Мое благословение -всем отсутствующим, и передайте им, что у всех у них прошу прощения, скажите им, что со своей стороны я их прощаю и ничего против них не имею, а на кого наложил епитимию, передайте, что я их от нее освобождаю, впрочем, если кто пожелает ее нести, то пусть продолжает как может и сколько может по своим силам. А теперь примите от меня последнее «Прости».

Попрощавшись, отец Алексий еще раз поклонился до земли и вышел на амвон, куда с прощаниями устремились все присутствующие. Батюшка благословлял всех, благодарил, говорил на прощание утешительные слова. Когда он пошел к ширмам, чтобы снять епитрахиль, его окружили, просили последних советов и наставлений, благословения... Наконец он скрылся в алтаре левого придела, а затем вышел, чтобы проститься со святынями храма и в окружении братии направился к калитке прилегавшего к келии палисадника. Плачущие богомольцы провожали его глазами. Когда у самой калитки старец оглянулся, сразу несколько человек воскликнули: «Батюшка, благословите нас!» Отец Алексий, высоко подняв руку, благословил всех, на секунду помедлил и удалился. На часах было 13 часов 35 минут.

Монахиня Марфо-Мариинской обители Клеопатра (Гумилевская, 1883-1933) так описала этот момент в стихах:

Я помню, как шел он в глубоком молчанье На подвиг молитвенный в келье своей, Он шел, чтобы там принести покаянье В страстях и пороках духовных детей. Хотелось, чтоб он еще раз оглянулся, Как мать, оставляя надолго дитя.

И вот перед входом он к нам обернулся, С любовью нас издали тихо крестя.

Потом он вошел в полумрак коридора, И дверь тяжело затворилась за ним. Пошел он на подвиг высокий затвора, К молитвам, и бденьям, и думам святым. А мы еще вслед ему с грустью смотрели, Хотя уж и скрылся от наших он глаз. Последним прощанье то было ужели? Ужели навеки оставил он нас?

Ужель не услышим то строгих и властных, То мягких и ласковых старца речей? Ужель не увидим глубоких и ясных, Как будто читающих в сердце очей?

Уход отца Алексия в затвор был отмечен даже светской прессой. Так, «Московские ведомости» 8 июня 1916 года напечатали заметку, где говорилось: «Глубокое впечатление производит на всех событие в Зосимовой пустыни. Старец иеромонах Алексий окончательно “ушел от мира”, затворившись навсегда в своей келии.

Что за личность отец Алексий? Мне рисуется образ незаурядного монаха. Это, несомненно, человек огромного ума, воли, знания. На монашеском съезде в Троице-Сергиевой лавре он был центром для всех, его указания и взгляды положены во главу соборных решений. К отцу Алексию съезжалось много мирян, от особ первого ранга до последнего бедняка. Влияние его было необъятно...

Невольно вспоминаешь дивные описания старцев у Достоевского в романе “Братья Карамазовы”. Похож ли благообразный и просвещенный старец Зосима на подвижника Зосимовой пустыни? И да, и нет. Герой Достоевского нес крест жизни и не разобщался с миром и его тоскующим человечеством. Отец Алексий, давно стремясь уйти от всего людского, еще в 1908 году выражал желание навсегда затвориться в келии. Душа этого строгого иеромонаха жаждала одного - покоя, молитвенного и уединенного.

Образ отца Алексия подавляет меня своей углубленной красотой. Это лев духа. Это гора благочестия.

Недосягаемый, чистый, тихий. Это не совесть ли наша, гонимая нашей злобой и животными идеалами?!

В наши дни безверия, осмеяния Православия и вообще всего духовного, что наиболее выразилось в Германии и создало не армию, а стаю культурных зверей, дивными, таинственно-привлекательными светочами являются такие русские подвижники, как навеки скрывший свое лучезарное лицо от мира иеромонах Алексий!»

С уходом в затвор старец переселился из построенной в 1906 году избушки на второй этаж братского корпуса, стоявшего с восточной стороны Святых врат. Келия вплотную примыкала к алтарю надвратного храма Всех

Святых, так что батюшка мог свободно проходить прямо в алтарь. Согласно правилам, он исповедовался каждый четверг, а причащался каждую пятницу. «Я прихода отца Германа каждый четверг ожидаю, как манны небесной, -признавался он. - Вот придет, все оберет, успокоит».

Уход в затвор благоприятно сказался на здоровье отца Алексия - сердце беспокоило его гораздо реже. «Толчком для припадков бывают не только нравственные причины, но и чисто физические, механические; неосторожно сядет, попытается сделать земной поклон - и сердце начинает биться», - писал монах Симон. Изменилась и обстановка в самой обители - резко сократилось число паломников, гостиница пустовала, в будни бывали один-два исповедника, по воскресеньям - около двадцати.

Паломники старались причащаться в пятницу в храме Всех Святых, зная, что батюшка причащается одновременно с ними в алтаре.

Осенью 1916 года в Москве был создан кружок духовных чад старца Алексия. Отец Илия Четверухин вспоминал: «Мы решили в начале каждого месяца поочередно друг у друга собираться, вместе молиться о здравии старца и его близких и потом остаток вечера проводить за чайным столом в духовных разговорах: каждый вспоминал свои беседы с батюшкой и делился впечатлениями о днях, проведенных в пустыни. Кроме того, целью наших собраний был поиск какого-нибудь полезного, доброго дела. Отец Алексий, узнав от отца Симона об этом кружке, заочно благословил его».

...Между тем Россия вступила в длинную полосу тяжких испытаний. В феврале 1917 года в результате переворота был лишен трона император Николай II, к власти пришло Временное правительство. Политическая и духовная смута в стране поначалу никак не затронула тихую Зосимову пустынь. Но на Пасхальной неделе туда приехал митрополит Макарий (Невский, 1835-1926, прославлен в лике святителей в 2000 году), только что уволенный с Московской кафедры. Это была одна из первых новаций новой власти, точнее, обер-прокурора Святейшего Синода Владимира Львова, «чистившего» епископат от «реакционного элемента»... Глубоко почитавший старца, митрополит хотел