Угловы. Семья врачей. Век Добра и Любви - Эмилия Викторовна Углова

план будущей книги, думали о заглавии. И вдруг мне пришло в голову: «Сердце хирурга»! И Федор Григорьевич согласился, а потом всем рассказывал, что это я дала название книги.

Федор Григорьевич быстро писал, а я редактировала по главам. Я всегда критически прочитывала все написанное (ведь критиковать легче, чем писать самой). На каком-то этапе я забыла, что надо редактировать, и читала как читатель. Читала с интересом, взволнованно и на полях отмечала часто: «Это здорово! Это очень интересно!»

А мужа мои эмоции вдохновляли. Перепечатали (на машинке!) второй экземпляр. И я его уже меньше поправляла. Затем был напечатан третий вариант уже с единичными правками. И вот для редакции закончен чистовой четвертый экземпляр.

Следуя совету Борзенко, Федор Григорьевич поехал в Москву, чтобы предложить готовую рукопись в журнал «Новый мир». Журнал в то время возглавлял В. А. Косолапов, который встретил Федора Григорьевича внешне очень радушно и заверил, что для редакции будет большая честь работать с таким знаменитым хирургом. Рецензентом рукописи был назначен Ю. З. Крелин, по первой профессии хирург. По его повести был снят фильм «Дни хирурга Мишкина» с О. Ефремовым в главной роли.

Назначение рецензента-хирурга, а также теплый прием в редакции показались нам добрым знаком, и мы с волнением стали ждать. Прошло несколько месяцев, но ответа от редакции не последовало. Будучи в очередной командировке в Москве, Федор Григорьевич сам пришел в редакцию. На этот раз прием не был таким теплым. Главного редактора на месте не оказалось, а его помощник сообщил, что, по мнению рецензента, книга в журнале напечатана быть не может. Было очень обидно даже не столько из-за отказа, сколько из-за упущенного времени, за которое можно было предложить книгу в другое издательство. Неужели нельзя было ответить раньше?

Федор Григорьевич попросил дать ему рецензию Крелина. Надеялся, что в ней найдет хотя бы какие-нибудь доброжелательные советы от коллеги-хирурга для исправления недостатков рукописи. Вот что он прочитал:

Автор большого труда на 834 стр., известный советский хирург, академик, бывший директор Ленинградского института пульмонологии, профессор Ф. Г. Углов, который известен как большой мастер своего дела, я бы сказал, виртуоз нашего ремесла, известен как хирург-новатор, который был среди пионеров многих разделов оперативной помощи различных сложных заболеваний. Он один из первых в стране начал легочную хирургию, был среди создавших отечественную сердечную хирургию, одни из первых сосудистых операций при циррозах печени были сделаны им, был в первых рядах оперировавших на пищеводе. Воспоминания принципиального «хирурга-новатора», конечно, должны быть интересны. Подготовка, переживания, сомнения человека, первым в своем окружении поднявшего нож на легкие, сердце, пищевод – на столь запретную для предыдущих поколений хирургию грудной полости, не могут быть не интересны. Общения, разговоры, уговоры больными врачей, уговоры врачами больных – и те и другие, как правило, знали, что идут на риск еще неизведанных опасностей, страх больных, их надежды, их смелость глазами человека, который их «толкает» на это и отговаривает иногда, и сам боится и надеется вместе с ними – это ли не интересно!

Много я ждал от этой рукописи, начиная читать!

Но это я только ожидал прочесть. В рукописи человека, интересного своими действиями, почти нет своего индивидуального оригинального отношения к делу, «которому он служит», не видно знаний личных, оригинальных, не написаны свои мысли, личные, оригинальные, которые наверняка есть у такого большого хирурга-ученого.

Все повествование построено на прописных истинах, известных даже из бульварной и санпросветной литературы. Придуманы, надеюсь, что придуманы, какие-то литературные эффекты иллюзиониста, а не серьезного ученого хирурга, какой он на самом деле, Ф. Г. Углов, так не похожий на автора этой рукописи!

Казалось бы, уникальная операция – гигантская опухоль у больного врача Алексеева (кстати, хорошо, если бы фамилии оказались вымышленными). На этом случае автору представилась возможность рассказать, вернее, показать отношение учителя и ученика. Но этого не произошло. Драматизм самой операции никак не написан.

Как говорили древние индейцы, «лучше не сделай свое дело, чем сделай чужое», – десятки, даже сотни страниц отданы детству, жизни в Сибири, становлению Советской власти – это во много раз интереснее написано уже многими. А от хирурга Углова по той заданности, которую он сам себе назначил, этого не требуется. Он знает что-то свое, что читателю интересно, а никто другой написать не может. В результате получаются назидательные рассказы.

В хирургическом мире Углов известен, прежде всего, своими блестящими операциями, результатами, работами в самом начале развития легочной хирургии. Как мысль его пробивалась к таким рискованным новациям? Это интересно. Ведь не потому же, что страдают многие от легочных болезней, как это написано и расписано красочными описаниями страданий хороших людей, – ничего этого в книге нет.

По просьбе редакции я пытался подобрать отрывки, могущие быть интересными для широкого читателя. – Их нет.

Подготовка к новым операциям в книге практически сведена к количеству книг на русском и английском языке, прочитанных автором. Зато много рассуждений с большим количеством слов о необходимости трудиться в поте лица или: «Хирургия – не только наука, но и искусство, а в искусстве тренировка имеет решающее значение. По существу, искусство начинается там, где кончается тренировка».

Есть места, которым я, как хирург, просто не верю. В главе «Тренировка» автор дома брал резиновые перчатки и шил их, чтобы отработать хирургический шов, и какая-то старушка, глядя издали, поинтересовалась, что он все время шьет. Никакой бабушке не придет в голову, что это шитье. Тем более сшивались маленькие резиновые перчатки, которые издали не разглядишь.

Порой, во время чтения кажется, что все шаблоны и стереотипы, которые есть в представлении обывателя о хирургии, здесь собраны и подтверждены.

Наивны рассказы о больных, которые курили, сколько им не говорили – и вот вам рак легкого; пили, хоть их предупреждали – и вот вам цирроз печени.

Я не могу найти подходящего эпизода, интересного для широкого читателя. Я оставляю в стороне чисто литературную фактуру рукописи. В конце концов, это можно отредактировать.

Но что редактировать?!

Ю. Крелин.

По сути это был приговор книге, после которого начинающему литератору оставалось либо сжечь рукопись, либо, по крайней мере, оставить всякую мысль о публикации. К счастью, Федора Григорьевича сломить было непросто. Стойко выдержав неприятный удар из-за разгромной рецензии, он снова стал искать возможность опубликовать рукопись. И как-то в телефонном разговоре с Борзенко рассказал ему об истории с «Новым миром». «Везите рукопись в Москву, – настоял Сергей Александрович. – Встретимся, я посоветую, куда обратиться».

И мы с мужем поехали в Москву с тяжелой сумкой, в которой лежал его драгоценный труд. В