Королева скандала - Пол Джилл

— Что-то не так? — спросила она.

— Нет, — опомнился он. — Просто вы так прекрасны! Господи, это звучит так, будто я пытаюсь соблазнить вас. Простите меня, пожалуйста. — Он широко улыбнулся. — Не знаю, говорила ли вам жена, что я художник? Я специализируюсь на портретах, а у вас милейшее личико с такими веселыми глазами и красивым ртом… Ну вот, опять я…

Мэри засмеялась:

— Это самое милое приветствие, что мне доводилось слышать за очень и очень долгое время. Спасибо!

Она села на пассажирское место и улыбнулась, заметив следы краски на штанинах Ральфа и на одном рукаве его куртки.

— Кто-нибудь когда-нибудь писал ваш портрет? — спросил он, и Мэри ответила, что нет, у нее никогда раньше не было знакомого художника.

— Надо это обсудить, — настаивал он, и все время, что вел машину, он не переставал искоса смотреть на нее, будто бы решая, какой ракурс лучше выбрать для ее портрета.

Элеанор поприветствовала Мэри, они разместились в уютной гостиной и вернулись к прерванной в прошлый раз беседе, а собаки с надеждой принюхивались к их одежде. На следующей неделе к Элеанор из Итона на рождественские каникулы должны были приехать два сына-подростка, и мать сгорала от желания увидеть их. Она спросила, где Мэри будет на Рождество, и в связи с этим Мэри рассказала о конце ее брака.

— Я все еще люблю Жака. Я всегда буду печься о нем, но я поняла, что вылечить человека, у которого проблема с алкоголем, невозможно.

Элеанор согласилась и сказала:

— Но мне все равно очень жаль. Он теряет чудесную жену.

Мэри засмеялась:

— Мне надо приезжать сюда, чтобы почаще слышать похвалы в свой адрес. У вас с мужем это превосходно получается.

— Как дела у Уоллис? — спросила Элеанор, подливая всем чаю. — Она счастлива?

Мэри заколебалась:

— Думаю, да. А почему ты спрашиваешь?

Элеанор задумалась.

— Она всегда казалась мне человеком, который ищет чего-то большего и не удовлетворится обычной жизнью, — наконец произнесла она. — Но ты знаешь ее лучше. Может, я и ошибаюсь.

— Она человек непростой, — согласилась Мэри.

— Рядом с ней я представляла не такого мужа, как мистер Симпсон…

Мэри слегка закусила губу, подумала и только потом ответила:

— Он надежный, умный и добрый мужчина. А Уоллис может показаться ужасно самоуверенной и общительной, но на самом деле она ранима и беспокойна. Эрнест дает ей ту самую безопасность, которой у нее не было в юности.

Элеанор очень удивилась этим словам:

— Но она производит впечатление такой независимой! Я слышала, что она год прожила в Китае совершенно одна.

— Не совсем одна. Она жила там с супружеской парой, мистером и миссис Герман Роджерс. У нее безумное количество друзей.

— А сейчас она попала в ближайшее окружение принца Уэльского, и я полагаю, теперь добилась большего, чем когда-либо.

Мэри почувствовала, что Элеанор старается выудить побольше информации, и испытала соблазн выложить все, что было ей известно, узнать, что думает еще одна женщина относительно сложного положения, в которое поставила себя Уоллис, но преданность не позволила ей этого сделать. Только вот преданность кому, Уоллис или Эрнесту? Этого Мэри не знала.

— Они с Эрнестом очень близки с принцем, — ответила она. — Эдуард одинок, и они взяли его под свое крыло. Эрнест бесконечно беседует с ним об истории и политике, и они, кажется, сходятся во взглядах.

— Вот как? — произнесла в ответ Элеанор, заглядывая Мэри в лицо. — Как это мило.

Вернувшись через два дня в Лондон, Мэри застала Уоллис в гостиной. На ней было красивое платье в китайском стиле из голубой ткани с розами.

— Это новое? Оно божественно! — Мэри подошла рассмотреть поближе и увидела, что на самом деле это была туника, надетая поверх узкой юбки длиной до щиколоток.

— Тебе нравится? Это из осенней коллекции Мейнбохера. Благодарственный подарок от принца за то, что я помогала ему развлекать гостей.

— Он очень добр. — Мэри старалась встретиться с подругой взглядом, чтобы дать знать ей о своей осведомленности, но Уоллис отвернулась и стала переставлять безделушки на камине.

— Как ты погостила у Англичанки Элеанор? — спросила она затем, изобразив ее акцент.

— Было весело! — с жаром принялась рассказывать Мэри. — Там не придерживались никаких правил, никто не переодевался к ужину, не подавали серебра. Ее собаки бегают по всему дому, а муж-художник ходит в запачканной краской одежде. Они оба мне понравились.

— Осталось всего несколько дней до твоего отъезда. Как я тут справлюсь без тебя? — горестно спросила Уоллис.

— Может, тебе стоило бы чуть меньше себя нагружать? — посоветовала Мэри, тщательно выбирая слова. — Можно запросто взять на себя слишком много, а потом окажется, что у тебя есть обязательства, которые ты не в состоянии выполнить.

Уоллис бросила на нее пронзительный взгляд:

— Дражайшая Мэри, кто знает меня лучше меня самой? Как же я могу отказаться от обязательств, не ранив при этом чувств определенного человека?

— Тебе следует провести четкую черту и не переступать ее.

— В этом-то вся проблема. Где именно нужно провести эту черту?

— Может, провести ее за собой и просто отшагнуть назад? — предложила Мэри, все еще недоумевая, что делала Уоллис в спальне принца.

Уоллис нахмурилась, а потом глянула на часы:

— Ты не хочешь переодеться? Уже почти шесть.

— Я полагаю, мне стоило бы это сделать, чтобы ты напрочь не затмила меня в этом великолепном наряде. — Мэри чмокнула подругу в щеку. — Я, конечно же, все понимаю, — прошептала она сочувственно.

Не успев дойти до своей комнаты, Мэри услышала звонок в дверь и задержалась посмотреть, не пришел ли кто из ранних гостей. Но увидела только, как горничная принимает очередной огромный букет нежнорозовых роз. Уоллис вошла в гостиную, выдернула из букета карточку, прочла, а потом сложила вдвое и сунула в карман.

«Что-то она замышляет, — подумала Мэри. — И явно не с Риббентропом».

Глава 44

Брайтон. 11 ноября 1997 года

Одежду ван дер Хейденов наконец доставили, и Рэйчел, распаковывая посылки, была вне себя от возбуждения. Перед аукционом каждую вещь профессионально почистили в химчистке, поэтому от одежды не исходил особый запах старины, который так сильно любила Рэйчел. Зато ее восхитило высочайшее качество портняжной работы: незаметные швы и потайные карманы, разные мелочи, мастерски выполненные вручную. Лучше всего было, конечно, расшитое кристаллами платье от Молино, но его она сразу же спрятала у себя в гардеробе.

В порыве воодушевления Рэйчел позвонила в редакцию местной газеты и спросила, не нужен ли им сенсационный материал о коллекции. Они прислали своего корреспондента, и когда он своими глазами увидел состояние платьев, тут же согласился написать статью, если только Рэйчел согласится сфотографироваться в нескольких нарядах возле магазина. О лучшей бесплатной рекламе нельзя было и мечтать!

Рэйчел достаточно хорошо знала эту эпоху и со знанием дела беседовала с журналистом.

— Американское высшее общество в 1920-х годах состояло из семей, сколотивших миллионы в различных сферах бизнеса, — вещала она. — Рокфеллеры занимались нефтью, Дюпоны — производством пороха, Вандербильты — морскими и железнодорожными перевозками, а ван дер Хейдены — бриллиантами. Дочери этих семейств пользовались беспримерной свободой в так называемую эру джаза. Во времена их бабушек общество шокировал бы даже намек на открытые лодыжки, а эти девушки показывали колени и даже выше, танцуя чарльстон в своих коротких платьях с бахромой.

Корреспондент поднял руку, попросив Рэйчел говорить медленнее, чтобы он успевал стенографировать.

— Вы имеете в виду сексуальную свободу? — спросил он.

«Типичный журналюга», — подумала Рэйчел и продолжила:

— Естественно! Еще десятилетием ранее незамужней женщине не разрешалось находиться в компании мужчины, не являвшегося ее родственником, без присутствия сопровождающего, а в 1920-х девушки уже вовсю катались с мужчинами в машинах, распивали нелегальное спиртное в подпольных барах «спикизи», тратили целые состояния на пикантные наряды и танцевали до упаду. Роман «Великий Гэтсби» отразил все самые яркие черты эпохи. — Рэйчел очень нравился «Гэтсби», она читала эту книгу десятки раз и могла рассказать наизусть целые фрагменты.