Лабинцы. Побег из красной России. Последний этап Белой борьбы Кубанского Казачьего Войска - Федор Иванович Елисеев

class="p1">Генералы нашли, что до Таманского полуострова войска не дойдут. Красные армии уже заняли не только Закубанскую равнину, но заняли и этот наш Таманский полуостров. Кроме того, идти к нему надо фланговым маршем, с боями. Но как же можно вести бои, когда все части, словно манны небесной, ждут только случая, как бы оторваться от противника, войти в лес, в горы и как можно скорее попасть в благословенную Грузию, где не будет войны, где мы отдохнем, починимся, оправимся, собьем свои ряды и только тогда уже двинемся вновь сюда, на родную Кубань, для ее освобождения.

Найдя, что на Тамань идти уже очень поздно, все части двинулись в направлении станиц Черниговской, Пшехской и дальше на юго-запад.

С возвышенного плато у станицы Бжедуховской мы еще раз, и в последний раз, посмотрели в далекую синеву родных кубанских полей на север и, спустившись вниз, вошли в какое-то ущельице, сплошь покрытое лесом. Я сразу почувствовал себя легко. Ну, думаю, в горах-то нам легче будет отбиваться от красных.

Прощай, Кубань!.. П р о щ а й…

Казачьи корпуса отходят на Туапсе

Я воспользуюсь выдержками из записок генерала Науменко, помещенными в журнале «Казачьи Думы». Вот что там написано:

«По директиве Главнокомандующего армиями генерала Деникина, на Туапсе должны были отходить:

– 4-й Кубанский конный корпус генерала Писарева, дравшийся в районе Ставрополя.

– 2-й Кубанский конный корпус генерала Науменко, прикрывавший железнодорожный узел станции Кавказской.

– Группа генерала Шифнер-Маркевича, переправившаяся через Кубань у станицы Усть-Лабинской (1-й Кубанский корпус. – Ф. Е.).

– 4-й Донской конный корпус генерала Старикова, имевший задачей оборонять реку Кубань ниже Усть-Лабинской станицы.

Ставка Главнокомандующего, Добровольческий корпус, Донская армия (кроме 4-го Донского корпуса генерала Старикова) и 3-й Кубанский корпус генерала Топоркова – отошли в Новороссийском направлении».

Здесь нужно немедленно добавить, что корпус Топоркова по сдаче Екатеринодара как таковой перестал существовать. Полки 1-й Конной (Кубанской) дивизии и Гайдамацкой (полтавцы и таманцы) самостоятельно двинулись на Туапсе, а в Новороссийске погрузились и уплыли в Крым с Топорковым только остатки 2-го Запорожского полка полковника Рудько и 2-го Уманского полка полковника Гама-лия.

Продолжим по запискам генерала Науменко:

«Вечером, 7 марта, накануне соединения 2-го и 4-го Кубанских корпусов – генерал Писарев получил, через летчика, [распоряжение] командующего Кубанской армией генерала Улагая, который сообщал обстановку на Новороссийском направлении и приказывал Туапсинской группе войск переменить направление и отходить не на Туапсе, а на Тамань».

«8-го марта, вечером, в районе станицы Черниговской – соединились 2-й и 4-й Кубанские корпуса и объединились в группу под общей командой, как старшего, генерала Писарева. Положение на фронте Туапсинской группы к этому времени было следующее: части 4-го Кубанского конного корпуса только сегодня оставили станицу Белореченскую и отошли на левый берег реки Белой. Правый фланг его, генерал Бабиев, оставался в районе города Майкопа. Генерал Шифнер-Маркевич, выполняя задачу расчистить путь на Туапсе – подходил вдоль железной дороги к станице Хадыжинской».

«2-й Кубанский конный корпус, 2-й дивизией занимал станицу Пшехскую, имея 4-ю дивизию в резерве, в станице Черниговской. Левее, как указано выше, были части 4-го Донского корпуса. В тылу, судя по частным сведениям, в районе Саратовской станицы – находился Кубанский отряд, направлявшийся с Войсковым Атаманом, генералом Букретовым, на Белореченскую.

Противник наступал, главным образом, вдоль Армавиро-Туапсинской железной дороги, имея здесь бронепоезда и пехоту, а со стороны Усть-Лабинской – шли две кавалерийские дивизии, усиленные пехотою».

Странно, мягко выражаясь, что у нас тогда не было бронепоездов. Все они отошли на Новороссийск и там были брошены, вместо того чтобы часть их направить на Туапсинское направление. Красное командование бросало свои бронепоезда с любого места на Армавир – Туапсе, так как капитальный каменный мост через Кубань у станицы Кавказской нами не был взорван «по государственным мотивам», как мне сказали в штабе корпуса.

Там, и тогда, в станице Пшехской, мы узнали, что красная конница сделала налет на железнодорожный узел Белореченская, захватила все интендантские склады, санитарный поезд и другие тыловые учреждения, изрубив весь персонал.

А что красное командование стремилось к этому – говорит один из пунктов их директив. Вот он: «Поскорее захватить богатый хлебом район станиц Гиагинской и Белореченской за рекой Кубанью и этим самым, во-первых – отрезать 2-й и 4-й Кубанские корпуса от остальных сил Кубанской армии и, во-вторых – не допустить сосредоточения Кубанцев в районе города Майкопа». Мы же этот свой хлебный район отдали красным без боя. Есть о чем подумать.

По всем этим данным видно, что в Майкопском районе скопилось очень много казачьей конницы – три Кубанских корпуса и один Донской.

Казалось бы, что на этих майкопских хлебных равнинах можно было дать красным отличный конный бой! Но для этого командующему Кубанской армией надо было покинуть свой поезд и сесть в седло, раз вся его армия отходила в Майкопский район. Г.Н. Раковский в своей книге пишет: «Поезд штаба Кубанской армии во главе с Ула-гаем, в это время, находился возле штаба Донской армии. Генерал Улагай, оторвавшись от своих Кубанцев в Усть-Лабе, вместо того, чтобы ехать на Туапсинское шоссе, как указывали вполне резонно в Донском штабе – прибыл в Екатеринодар и теперь держался возле штабных поездов Донской армии, не имея почти никакой связи с Кубанскими частями и не пытаясь ехать туда, что, конечно, было огромной ошибкой».

Все корпуса устремились к Туапсе, в единственный лесистый горный проход, на перевал Гойтх через наш Кавказский хребет. Шли в лейку с узким горлышком.

Черкесская конная дивизия. Черкесы ужинают

Перейдем от тяжких, грустных описаний к одной приятной встрече. Поздно вечером, в полной темноте отступаем в станицу Пшехскую. Как всегда – 1-й Лабинский полк в арьергарде. Моросит нудный, мелкий дождь. В темноте неожиданно натыкаемся на хвост какой-то конницы.

– Какой полк? – окликаю.

– Хторой Черкески коний (то есть Второй Черкесский конный полк), – отвечают несколько голосов.

– Какая сотня? – добиваюсь.

– Хтарой (то есть вторая сотня), – отвечает уже один голос.

– Кто командир сотни? – допытываюсь.

– Пшемаф, – отвечает.

Я сразу понял, о ком идет речь.

– Поезжай вперед и скажи, что его просит к себе командир Лабинского полка, – командую.

Какой-то черкес «похлюпал» по грязи звать своего командира сотни, ротмистра Пшемафа Ажигоева.

Скоро передо мной, в широкой бурке, на рослой лошади, появилась фигура и спрашивает:

– Где командир Лабинского полка?

– Здравствуй, Пшемаф, – откликаюсь этак ему.

– А-а!.. Федя?.. Здравствуй, дорогой! – радостно отвечает он мне, узнав по голосу.

Пожали крепко друг другу руки и идем рядом.

Пшемаф – воспитанник