Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика - Татьяна Петровна Знамеровская

Бори тоже начались занятия, и только в выходные дни мы по-настоящему бываем свободны. Дни стоят осенние, но теплые. По дорожкам бульвара кружатся желтые опадающие листья. На деревьях заметно редеет листва. Последние цветы на клумбах – красивые канны и махровые астры.

Ил. 6. Выпуск инженеров геологов-разведчиков Днепропетровского горного института. 1933 г. Под фотографией подпись рукой Т. П. Знамеровской: «Выпуск Днепропетровского горного института, с которым я училась, но не кончила институт, уехав. 1934»

2 октября. Сегодня день был солнечный, осенний, и опадающие желто-красные листья, казалось, отражали золотой свет солнца. Этот свет был приятен, но в нем была грусть осени, которая таилась и в пестрой окраске падающих листьев. Я шла по аллее бульвара из института со студентом моего курса Женей Иейте[210](ил. 7), который провожал меня домой. Мы перебрасывались словами, не говоря серьезно ни о чем. В его словах проскальзывала легкая насмешка. Высокий рост, гибкая фигура, ироничность, некоторые особенности внешности его напоминают мне Павлушу, и этим сходством он привлекает меня.

Придя домой, я нашла на столе письмо от Павлуши, в котором он пишет, что учится на геологических курсах, поставив крест на возможности поступления в институт. Сколько неудачных попыток было им сделано за прошлые годы!

Когда настал тихий осенний вечер, я вышла на балкон и долго стояла у перил, смотря, как угасала в небе ярко-красная полоска заката на краю горизонта. Но вот погас последний луч заката, и наступил темный вечер. Внизу балкона постепенно загорались огни города, и в просветах бульвара пробегали огоньки трамваев. На бульваре слышались голоса и смех гуляющих, живущих своими радостями и интересами, не долетающими до меня. Я была одинока со своими думами.

Ил. 7. Татьяна Петровна Знамеровская и Евгений Семенович Иейте. 1930 г. Днепропетровск. Под фотографией подпись рукой Т. П. Знамеровской: «Я с Женей»

8 октября. За это время я привыкла к институту, втянулась в учебу, но иногда устаю от долгого сидения на лекциях. Заниматься приходится много, дома бываю мало, почти все вечера провожу в чертежке или в институтской библиотеке, остальные часы остаются для чтения. За это время у меня появилось много знакомых студентов не только моего факультета. Некоторые из них бывают у нас дома в выходные дни и заходят, чтобы пойти в кино, но таких друзей, как были у меня в Детском, нет, и я чувствую себя одинокой. С Борей бываю иногда в ДКА[211] на концертах, в выходные дни играем в пинг-понг с Бориными товарищами и моими студентами. С Катей переписываюсь и из ее писем знаю, что экзамены у наших мальчиков прошли хорошо, и большинство из них учится в ВУЗах. Боря поступил в Технологический институт, а Алешка по-прежнему волнует Марию Ивановну своим поведением, и она боится за него.

У нас часто бывает Анна Ивановна Голайдо, которая до сих пор с трудом переносит потерю мужа. Она в Харькове окончила школу пения, но сейчас петь не может, как и слушать музыку по радио. Это молодая женщина, нежная, с чутким сердцем и утонченной душой. Папа хлопотал о ней, и ее приняли учиться в техникум при институте. С папой я бываю в полку и там езжу регулярно в манеже и в поле на Пьеро под руководством наездника. Он муштрует меня по всем правилам манежной езды и даже хочет приготовить к скачкам.

13 октября. Не переставая льет дождь, и деревья роняют желтую листву. Это пришла осень… осень в природе и осень в моем сердце. Я стараюсь заглушить тоску, углубляясь в книги. В технической читальне тихо, в руках у студентов толстые книги, и всюду по стенам лежат такие же книги. Меня охватывает волненье, когда я подумаю, сколько человеческого труда, ума и мысли вложено в эти большие тома! Неожиданно у меня оказался свободным час, и я, забравшись в уголок читальни, писала стихи. За окном я видела пасмурное небо, по которому медленно проплывали серые тучи и непрерывно падали частые капли дождя, как осенние слезы, оплакивающие летние радости. Когда я возвращалась домой, все тот же моросил неприветливый дождик, и всюду, на бульваре и на тротуаре, приходилось обходить большие лужи. Со мной шел студент моего курса Капустин[212]. Он довольно уже немолод, бывший шахтер. В его улыбке проскальзывает много доброты и покорности. Мне кажется, что он не смог бы бороться за свое счастье, что он слишком мягок.

Ил. 8. Студенты Днепропетровского горного института; 1-я слева – Татьяна Петровна Знамеровская, 2-й справа – Евгений Семенович Иейте, 4-й справа – Сергей Донимович (Данилович) Джолос. 1930 г.

16 октября. Сегодня выходной день, я свободна, и мы с Борей решили пойти в Потемкинский парк. День прекрасный, хотя и осенний. Ярко светит солнце, но его лучи не обжигают, а только мягко ласкают. В воздухе не жарко, по временам пробегает ветерок, и приятно сидеть на лавочке лицом к солнцу, наблюдая за игрой золотых лучей. В парке отцвели последние цветы, желтые листья опали и деревья стоят почти голые. Только грустные сосны нарядно-зеленые. Боря меня катал на раме своего велосипеда по дорожкам парка. Там мы встретили Женю Иейте и его неразлучного друга Сережу Джолоса[213] (ил. 8), моих однокурсников, членов моей бригады (в ней еще Олесь Васильченко[214]), часто у нас теперь бывающих. Женя наполовину немец, наполовину поляк, сын крупного донбасского инженера[215], умный, культурный, воспитанный и вместе с тем как-то неподкупно своеобразный, нестандартный – я это всегда очень ценю. Он очень высокий, худой, темноволосый. У него красивое лицо с чудесными темно-карими глазами под длинными черными бровями. Он старше меня на шесть лет – в Горный институт он поступил, бросив уже законченную им консерваторию. Как это странно! Но он не любит об этом говорить – я знаю это не с его слов, а от Сережи, относящегося к нему с восхищенным обожанием и вместе с тем удивленным непониманием. Это напоминает отношения Дон Кихота и Санчо[216]. Да Сережа и похож на Санчо в молодости – выходец из украинской деревни, сочетающий практичность с добродушием, здравый ум и лукавство с простоватостью, способности (и некоторую склонность прихвастнуть) – с отсутствием широкой культуры и всесторонней образованности. Но сколько народного юмора в его смешанной русско-украинской речи, в его жаргонных словечках и прибаутках, в его толстых губах