Моя бесстрашная героиня - Владимир Абрамович Цесис

обезвоживание, я знал, что она остро нуждается в восполнении потерянных жидкостей и нормализации метаболизма. Я много раз убеждался в том, что введение внутривенных жидкостей для борьбы с обезвоживанием в медицинскую практику, которое началось на Западе еще в 1902 году, было огромным достижением, ответственным за спасение бесчисленных человеческих жизней. Это означало, что Марину наверняка потребуется госпитализировать для немедленного введения внутривенных растворов, чтобы восполнить потерю жидкостей.

Тем временем Марина изо всех сил старалась пить побольше жидкостей, но вскоре она достигла такого состояния, когда, невзирая на собственные усилия, она не была в состоянии пить. Из прошлого я знал, что, когда у Марины появлялись сложности с проглатыванием жидкости, скоро ее обезвоживание достигнет критической точки. И правда, поздно вечером этого дня состояние Марины ухудшилось до такой степени, что после недолгих уговоров мне удалось наконец убедить ее, что пришло время обследовать ее в приемном отделении больницы ER. Я хотел отвезти ее на нашей машине, но ей было так плохо, что она не могла ни ходить, ни сидеть. Пришлось вызывать парамедиков. Такое бывает, наверное, только в Америке: прошло всего 5 минут после того, как я повесил трубку, как к нашему дому под оглушительный вой сирен подъехали парамедики, полиция и пожарники. Пока пожарники и полиция ждали на улице, два парамедика со складными носилками и несколькими коробками с медицинскими принадлежностями поднялись к нам на второй этаж, где лежала Марина. Оба были профессиональны и дружелюбны. Они сразу поняли, что происходит с Мариной, которая к тому моменту уже едва могла говорить. Более того, без всяких промедлений они согласились отвезти ее именно в ту больницу, где работал ее первичный врач. Не теряя времени, носилки были разложены и на них бережно положили Марину. Стоя сверху, я наблюдал, как парамедики несли ее вниз по узкой лестнице. Вдруг я увидел, что Марина стала совершенно недвижима и в то же время её лицо стало белым, как бумага. Если бы я был в тот момент в здравом уме и если бы она не была моей женой, я бы понял, что она потеряла сознание, но я решил, что моя жена умирает или уже мертва, и меня охватила жуткая паника. В приступе смятения я стал, как только мог, громко кричать, произнося одно лишь слово «Марина», «Марина». Не останавливаясь, парамедики продолжали нести Марину в машину скорой помощи, изредка с сочувствием поглядывая в мою сторону. Для них моя реакция не была чем-то новым. Когда я спустился вниз и вышел на улицу, Марина уже лежала на носилках внутри кареты скорой помощи. Открыв глаза, она кивнула мне своей безволосой головой и слегка подняла руку, приветствуя меня. Почувствовав несказанное облегчение, я понял, что сознание вернулась к ней.

Один из парамедиков снова заверил меня, что они едут в больницу, где ее госпитализировали раньше. Я поблагодарил ее и побежал в гараж, но тут на моем пути вырос бригадир пожарников. Под впечатлением моего недавнего приступа паники он заверил меня, что все будет хорошо и приказал не следовать за скорой. Я уверил его, что полностью себя контролирую и что в мои планы не входило ехать за машиной скорой помощи. Это его не убедило, и он вновь и вновь приказывал мне не ехать следом. Я терпеливо ждал, когда иссякнут его увещевания, и при первой возможности убежал от него.

К тому времени, когда я приехал в больницу, Марина уже была в одной из палат ER. Поскольку IV жидкость парамедики начали вводить еще в машине, ее состояние слегка улучшилось. Она была слаба, но в сознании. Увидев меня, она попросила принести ей пару теплых одеял и что-нибудь попить. Когда я вернулся, в комнате уже была медсестра. Она сняла жизненные показатели и взяла кровь на анализы. В этот момент страх за жизнь Марины покинул меня, и меня захлестнула успокоительная волна надежды на то, что все будет хорошо.

До того, как выйти на пенсию, я работал именно в этой больнице, и в этой ER я осматривал многих моих пациентов. Я знал здесь всех, и все знали меня, поэтому я обрел спокойствие и уверенность. Сев рядом с Мариной, я стал успокаивать ее, заверяя ее, что скоро ее выпишут домой.

После того как Марине сделали рентген груди, в кабинет вошел врач, которого я раньше никогда не встречал. Он явно был здесь новичком. Одежда его под медицинским халатом свидетельствовала о том, что перед тем, как прийти в больницу, он занимался какими-то строительными работами. Обут он был в большие ботинки, предназначенные для рабочих нужд, на которых были следы грязи. Поздоровавшись с Мариной и демонстративно проигнорировав меня, он приступил к осмотру, сведенному до минимума. Как и большинство современных врачей, он явно больше полагался на рентгеновские снимки и анализы крови, чем на результаты собственного осмотра. Доктор говорил с достаточно заметным русским акцентом, но, когда я попытался завести с ним разговор на нашем общем родном языке, он не замедлил поставить меня на место. Закончив с Мариной, он выразил удовлетворение осмотром и завершил свою речь странной для ситуации фразой: «Ну что ж, состояние пациентки улучшилось». Он ушел, пообещав вернуться, как только будут готовы рентгеновские снимки и результаты анализа крови. Зная, в каком состоянии находится Марина, я не сомневался, что она нуждается в немедленной госпитализации, но под впечатлением беспрекословного тона доктора, которым он заявил о явно несуществующем «улучшении пациентки», я забеспокоился, что он собирается отправить Марину домой.

Тем временем, мирно посапывая, Марина заснула. Было 10 часов вечера, когда ее разбудил вернувшийся врач. По его виду было понятно, что мои опасения были полностью оправданы.

– Ну что ж, у меня на руках все результаты, я их проверил, миссис Цесис, – сказал он бодрым тоном, обращаясь к моей жене. – Я не вижу ничего, что вызывало бы у меня тревогу. Я только что узнал, что в нашей больнице очень много пациентов. Свободных коек – ни одной. Ваши анализы – в пределах нормы, хотя гемоглобин – да, гемоглобин, можно сказать, низкий. Но я уверен, что это из-за вашей инфекции и из-за рака с метастазами. Что касается рентгена, я заметил там небольшой легочной инфильтрат, возможно, это небольшая пневмония, но не надо беспокоиться, при выписке я дам вам сильный антибиотик на случай пневмонии, он поможет.

– Извините, доктор, но о том, чтобы отправить мою жену домой не может быть и речи, – вмешался я, протестуя. – Посмотрите на нее. Она изнурена. Перед тем как