Василий Макарович - Михаил Вячеславович Гундарин

Грустно? Тяжело? Но прямо в следующих строках идёт часто цитируемое крайне оптимистичное утверждение:

А вообще, ничего, Ваня! Ничего, братка. Жизнь не такая уж плохая «вещь». Много думаю о нашем деле и прихожу к выводу: никому, кроме искусства, до человека нет дела. Государству нужны солдаты, рабочие, служащие… и т. д. И – чтоб был порядок. И всё. А ведь люди должны быть добрыми. Кто же научит их этому, кроме искусства. Кто расскажет, что простой добрый человек гораздо интереснее и лучше, чем какой-нибудь дубина-генерал или высокостоящий чиновник.[199]

Оптимистичное – потому, что молодой, ещё не успевший почти ничего сделать Шукшин твёрдо осознаёт себя как художника. Говорит от лица всей «корпорации» искусства, причём говорит на равных, и с кем – с государством! С какой иронией сказано о «дубине»-генерале, о том же чиновнике; тут чувствуется внутреннее торжество над ним, внутренняя уверенность. Мне кажется, эти чувства Шукшина уже не оставят до конца жизни, при всех неурядицах и сомнениях.

Е.П.: А неурядиц в эти годы, 1960–1962, у Шукшина хватало. С работой не ладилось никак. При том, что его письмо директору «Мосфильма» сначала вроде бы даже возымело действие – об этом пишет Сергей Тепляков:

Директор киностудии Сурин обращается с письмом в Министерство культуры СССР: «Постановка художественного фильма в режиссуре т. Шукшина представляла бы интерес как для объединения, так и для начинающего молодого режиссера». Сурин заверяет министерство, что студия уже готовит для Шукшина сценарий «на актуальную современную тему о коллективе рыболовов Байкала, борющихся за звание бригады коммунистического труда». Ещё одно письмо к министру культуры СССР Николаю Данилову было направлено в июле (за подписями Сергея Бондарчука, Ефима Дзигана и других).[200]

Но министерство не дало добро. Причина была всё та же – отсутствие прописки. Говорю же, современной молодёжи не понять, что это такое… А тогда – могли и дело пришить за незаконное проживание в столице, не то что на работу отказаться взять.

Как образно писал Василий Белов:

Шукшин посвятил себя кино – этому общественному идолу. Идол, правда, долго не уступал шукшинскому напору. Как норовистый жеребец, он больно кусался, лягался задом и передом. Нужна была незаурядная смелость и неподражаемая сибирская энергия, чтобы одолеть этого жеребца, на что Шукшин тратил почти все свои силы. Писательство оказалось для Макарыча на втором плане.[201]

Тут классик «деревенской прозы» был неправ: Шукшин писал везде и всегда, в том числе во время коротких перерывов между съёмочными эпизодами. Но, конечно, условий для регулярной литературной работы у него не было никаких.

М.Г.: Живёт Шукшин эти годы то в общежитии ВГИКа, незаконно (официально он, уже не студент, находиться здесь права не имеет), то в других общагах (например, Литинститутской, где с ним и познакомился Василий Белов), то у знакомых ночует, то снимает комнату за городом, а то и проводит ночь на Казанском вокзале.

Какое-то время Шукшин жил в маленькой квартирке актёров Юрия и Рениты Григорьевых, снимавшихся в его фильме «Живёт такой парень», занимая одну комнату из двух. Мучился, что причиняет людям неудобства.

Деньги у него при этом водились. Известно, например, что в 1961 году Шукшин отправил родне четыре тысячи рублей. Явно не голодал и сам, но жильё или хотя бы прописку получить было совершенно невозможно. По крайней мере, легально.

Е.П.: Была и ещё одна беда, выбивающая из колеи, – бурные отношения с Лидией Чащиной-Александровой, так ярко «приложившей» Василия Макаровича в мемуарах. Явно с какого-то момента эта связь стала Шукшину здорово мешать. Вспомним её оценку их сосуществования (семейной жизнью это назвать всё-таки сложно):

Мне этот человек не сделал ничего хорошего, не подарил даже ни одного цветка в жизни, и я никогда не поверю ни одной женщине, что она была счастлива с Шукшиным. Никогда! Я слишком хорошо знаю его… Мучительно больно вспоминать, какой паскудой был этот великий актёр, режиссёр и писатель в семейной жизни.[202]

Однокурсник Шукшина Валентин Виноградов, у которого, между прочим, они провели «первую брачную ночь», с ней не согласен:

Я вам скажу так: он вообще на ней по пьянке женился. Лида была типичной бабёнкой среднего уровня. Пусть поблагодарит его за всё, что он для неё сделал. Даже снял её в картине «Живёт такой парень». Без него она вообще нигде не снялась бы. Говорить о нём как о жестоком человеке неправильно. Добрее его – не было! Он был очень сдержанным, и для того, чтобы его вывести, нужно было сильно постараться![203]

С другой стороны, Лиде в момент знакомства с Шукшиным было всего 17 лет, а он – мужик многое повидавший… Ну и ревнивый. И выпить далеко не дурак. И во хмелю буйный.

Как ни крути, спокойствия и уверенности в завтрашнем дне Шукшину это всё никак не добавляло.

М.Г.: Особенно то, что юная провинциалка (Чащина-Александрова приехала поступать в гидромелиоративный институт, но как-то нечаянно оказалась во ВГИКе на актёрском; а говорят, одному Шукшину повезло при поступлении!) отнюдь не собиралась пускать дела на самотёк.

Сама Лидия признаётся, что подружки ей твердили постоянно: «Не упусти!», «Раз такую акулу в руки поймала, терпи. Знаешь, какая у тебя будет карьера?!».

Как пишут исследователи вопроса, Лидия, приревновав Шукшина, нашла на него хорошо известную управу – написала заявление в партком ВГИКа (Шукшин тогда ещё учился). Партком погружаться в дрязги не захотел, письмо отдали Шукшину, чтобы они разобрались сами. Примечательно, что её Мастер, Сергей Герасимов, и сам пострадавший из-за подобных историй, пришёл в негодование – и, воспользовавшись каким-то формальным поводом, Лидию отчислил.

Доучилась она уже потом, но особой карьеры в кино – не сделала: после ВГИКА немного работала на «Ленфильме», потом была актрисой Киевской школы-студии им. Довженко.

Е.П.: При этом Шукшин держался стойко. Ну, скандалы, ну, бездомье, – но своего предназначения он бросать не собирался.

Но тут ещё один удар: у любимой сестры скоропостижно скончался муж, оставив её с двумя детьми. Он помчался в Сибирь, сделал всё, что мог, чтобы помочь Наталье, потом всю жизнь поддерживал её и детей…

Очень важно для нас его письмо, которое Василий Макарович написал ей, чтобы помочь пережить скорбные сорок дней. В нём Шукшин – видимо, находясь в большом волнении, – сказал о многом, что касалось не только сестры и племянников, но и его самого. Буквально выговорил тайное: