Мамона и музы. Воспоминания о купеческих семействах старой Москвы - Федор Васильевич Челноков

какие у него были ручки маленькие, почти как у ребенка. А я думаю теперь, до чего у людей глаза были замазаны, что не видели в этом маленьком человеке этого великого, совершенно с христианством ничего общего не имеющего, зверства. Был он, вероятно, и любитель дешевых эффектов. На ту публику производила сильнейшее впечатление его речь в Великую пятницу. Стоя у плащаницы, он обратился к молящимся со словами: «Братие, что сказать вам» и, указуя на плащаницу, добавил: «Спаситель во гробе – будем плакать». И люди рыдали! А то, что целые семьи самых верных России людей гноили в Сибири, об этом никто и пикнуть не смел – и все это относилось к его «святости». Времена и нравы изменчивы, куда людей повернешь, туда, как бараны, и прут, а говорят, что созданы по образу и подобию Божьему! Если он таков, как Филарет или как толпа, то какой же это Бог?

Храмы Рогожского кладбища стояли запечатанными в течение десятков лет. Их открыли только при Николае II после Манифеста 17 октября[129].Староверов оставляли в покое, но никто из них не мог быть покоен за свою судьбу, за свое состояние – и Рахмановы явились хранителями капиталов людей, особенно боявшихся за свою судьбу. Рахмановы играли исключительную роль благодаря своему богатству и умению вовремя и кого нужно подкупить. Доверие было безгранично, так как в деле этом главную роль играла тайна. Как Рахмановы справлялись с таким ответственным делом, Бог знает, но жалоб и впоследствии на них не слышалось. Собственники же доверенных капиталов, попадая в Сибирь, часто погибали еще по дороге или просто затеривались в дебрях Сибири. Что же было делать Рахмановым? Конечно, их личное состояние от этого только росло и было так велико, что артельщиков Государственного банка, где хранились их капиталы, в наказание сажали стричь рахмановские купоны. Пальцы пухли от этой бесконечной работы.

Но пришли новые времена, и о Рахмановых стало мало слышно. На месте Карпа Ивановича оказался глупый Федор Семенович[130] с зятем своим Осиповым, открывший банкирскую контору, которая прогорела, да и меня наказала рублей на 300. Что же касается храмов Рогожского кладбища, то хотел бы я присутствовать при снятии печатей! Они не менялись лет 75. Следовательно, все как было полстолетия назад, осталось в них неприкосновенно и обрастало, как в «Спящей красавице», пылью и паутиной веков. Вероятно, внутренность храмов в момент их открытия была очень интересна.

Конечно, самым худшим врагом имущества храмов была сырость, и драгоценные по живописи образа пострадали, и мне пришлось видеть, как реставратор Чириков производил эту кропотливую работу кисточками, тонкими, как проволочка. При мне он был занят восстановлением образа 12 праздников, засыпанного мельчайшими фигурами изумительной миниатюрной работы.

Ляпины

Ляпины были очень богаты, имели суконную фабрику. С их богатством было связано много разных и даже невероятных легенд. Детьми они были совсем бедны. Невероятная быстрота их обогащения занимала Москву, выдумывались про них всякие штуки, а которая из них правда – разобрать было трудно, да и проверить невозможно, так как в наше время это были почтенные старики. Про Михаила Елиодоровича рассказывали, что он надул скопца, решив за большие деньги присоединиться к этой странной секте, представители которой главным образом были менялами денег и сидели в своих крохотных лавочках на Ильинке, удивляя прохожих своими бабьими безбородыми лицами и бабьими писклявыми голосами.

Говорили, что Михаил Елиодорович сторговался с одним из последователей этой секты и вследствие этого соглашения он должен был получить большой задаток, а так как у скопцов потомства быть не может, то после смерти своего обратителя он должен был наследовать и все состояние изувера. Задаток-то Михаил Елиодорович получил, а обряд, лишавший его потомства, в полной мере выполнить не дал. Дела же эти творились в величайшей тайне, так что суда производить было невозможно. Легенда эта была выдумана, вероятно, на том основании, что в наружности Михаила Елиодоровича было что-то такое, что оправдывало эту легенду, тем больше, что брат его, Николай Елиодорович, был человек, как все люди, даже красивый и с хорошей бородой, в то время как у Михаила Елиодоровича вместо нее торчал какой-то реденький пучок седых волос.

Другая легенда говорила, что эти два брата очень ловко обработали какого-то очень богатого француза-фабриканта, доверившегося им. Они заграбастали его фабрики и продолжали на них делать сукно, заграбастали его дома и дивную обстановку, в которой и продолжали жить, выдавая ему жалкую пенсию. Эта легенда была более вероятна, так как и фамилию ограбленного мне называли, только я ее забыл. Ограбив на глазах всей Москвы этого человека, братцы пожелали затушевать неблаговидность своего поступка и сделались одними из первых в Москве благотворителями. Ими был учрежден Ляпинский вдовий дом на несколько сот вдов. Потом они открыли ночлежный дом и, наконец, знаменитую «Ляпинку» – общежитие для студентов. Совершив такие гуманно-культурные действа, братья Ляпины стали известны в Москве и оказались даже гласными Думы.

Дом их был чрезвычайно роскошен, был он на Большой Димитровке. Это была полная чаша всяких яств и питей, народ там всегда крутился и вертелся, но народ особенный. Вся переименованная компания прожигателей жизни, в которую попал брат Вася, была завсегдатаями Ляпиных. Люди они были не без курьеза. В подвале их дома было сделано что-то вроде капеллы, где рядом стояли два великолепных гроба в полной погребальной обстановке. Все это было приготовлено братьями при жизни по их выбору и вкусу, чтобы на случай смерти не вышло ошибки и не было бы лишних хлопот. Наверху же шел вечный праздник: ели, очень много пили и веселились, окруженные дивной бронзой, картинами, коврами. Это, собственно, было украдено у доверчивого человека, изнывавшего в нужде, а Москва относилась к Ляпиным даже с некоторым почтением и уважением. В городе, конечно, все их знали и делали с ними дела, когда, на мой взгляд, таким людям нельзя было подавать и руки.

Королёвы

В этой среде, служившей только Мамоне, вращалось два жреца этой богини: то были два брата, Владимир и Сергей Королевы. Одна сестра их была замужем за богачом Носовым, а другая не знаю за кем. Вся эта семья отличалась отвратительной толщиной, а сестры и безобразием. У Николая Павловича Папышева со второй сестрой в молодости был роман, но отец ее на брак с ним не согласился, а выдал ее за другого человека. Брак этот был бездетен, после долгого сожительства она овдовела, к этому времени овдовел и