На линии огня - Михаил Сидорович Прудников

— Если вы беспокоитесь… — начала было Шура, но Григорий перебил ее:　

— Нет, нет! Я беспокоюсь совершенно о другом. — Он посмотрел на Кауфмана, словно хотел сказать: «Ты недооцениваешь моих отношений с покровителем».　

Кауфман тоже ответил ему немым, красноречивым взглядом: «Ладно, там разберемся».　

Вернулась Оля, и ровно через час легковая машина, сопровождаемая грузовиком с солдатами, выехала из　Молодечно. Возле шофера сидел Кауфман, сзади расположились Григорий и Шура. Оле доли место в кабине грузовика.　

Долго ехали молча. Потом все более мрачневший Григорий сказал Кауфману:　

— Вы недооцениваете Блекера.　

— Почему вы так считаете? — быстро, с усмешкой спросил Кауфман　

— Я назвал ему имя моего знакомого. Он наверняка знает, куда поехали вы. Уверен, что он догонит нас.　

— Логично, — согласился Кауфман. — Все было бы именно так, если бы я не застраховался от этого. Мы продолжим эту тему, но сначала два вопроса к вам. Зачем вы сообщили Блекеру имя вашего знакомого?　

— Я понял, что должен опасаться вашего предвзятого отношения ко мне, — откровенно отвечал Григорий. — И решил, что Блекер сможет при случае защитить меня. В ответ я пообещал ему поделиться покровительством моего знакомого.　

— Логично. — Кауфман кивнул, обдумывая ответ. — А с чего вы решили, что Блекер станет догонять нас?　

— Э-э… — Григорий вдруг стал прежним веселым человеком. — Конечно, он сделает это не только ради меня. Мне кажется, у него есть личные причины для этого.　

— Так, так, — Кауфман пришел к какому-то выводу. — Что ж, резонно. Тогда позвольте, и я отвечу вам откровенностью на откровенность. Информации Блекера хватит лишь на то, чтобы искать вас в Борисове. А я отвезу несколько в сторону. Куда — знаю только я. Блекер не найдет нас. Если он действительно оправится вдогонку, этот «настоящий мужчина»! — Последнее замечание было явно адресовано Шуре. Затем Кауфман снова повернулся к Григорию. — Не продолжить ли нам откровенничать? Вы не назовете и мне имя вашего знакомого?　

— Вы можете узнать его у Блекера, — в свою очередь съязвил Григорий.　

— Вообще-то у меня есть иные способы узнать у вас, — отчеканил Кауфман, и в голосе его просквозила угроза.　

— Перестаньте! — небрежно отмахнулся Григорий. — Вы не станете рисковать из-за двух-трех дней. Но учтите: охрану, которую вы поставите возле меня, вскоре снимут… И. уж поверьте, я не стану скрывать, по чьей милости терпел неудобства в эти дни.　

— Надеюсь, что распоряжение человека, на которого вы намекаете, уже ждет нас там, куда мы едем, — не　отступал Кауфман. — Я послал предварительный запрос.　

— Это было бы прекрасно, — весело сказал Григорий, — но это не так.　

— Почему? — Кауфман заметно смутился.　

— Потому что… если бы вы имели возможность… или право… на такой запрос… то ответ на него вы получили бы еще в Молодечно. Я рассуждаю логично?　

Кауфман не ответил, отвернулся к окну.　

В Борисов приехали засветло, и пока Кауфман заходил в местную комендатуру, Шура и Григорий вышли из машины поразмяться. Переброситься даже несколькими фразами долго не удавалось — возле них постоянно маячил высокорослый молодой жандарм. А поговорить было необходимо. События развивались столь стремительно, что ни о какой поддержке в самом Борисове речи быть не могло — информация просто еще не успела поступить к местным подпольщикам, и создавалась ситуация, при которой группа, явившись сюда завтра утром, потеряла бы след своих разведчиков. И Шура, и Григорий понимали, что надо как можно скорее найти выход и оставить в Борисове какие-то метки для Шалвы и товарищей — иначе, даже выясни они до утра маршрут Полдига, никто бы не смог воспользоваться столь ценными данными.　

Внешне безразлично поглядывая друг на друга, Шура и Григорий искали возможности поговорить. Они прошли вдоль улицы и остановились возле маленького кафе, за стойкой которого виднелись дорогие напитки. Григорий толкнул дверь, приглашая Шуру. Заказал себе коньяк и сухое вино для девушки, повел ее к столику в углу. Молодой жандарм тоже вошел было в кафе, но, потоптавшись, смущенный вопросительным взглядом хозяина, ретировался к порогу.　

На лице Григория светилась широкая улыбка застольного собеседника, издали можно было подумать, что он говорит какие-то пустяки, а на самом деле их разговор протекал так. Григорий спросил:　

— Что будем делать?　

Теперь улыбалась Шура — издали казалось, что она невинно кокетничает.　

— Кто-то из нас должен остаться здесь.　

— Кауфман не допустит этого, — сказал Григорий. — Надо остаться всем. Сыграй недомогание. Мигрень или еще что-нибудь…　

— А если он станет настаивать?　

— Устрой истерику.　

Кауфман уже стоил у дверей кафе и что-то сердито выговаривал молодому жандарму. Затем он быстро подошел к столику:　

— Развлекаетесь?　

— Пытаюсь вылечить пани Анну, — ответил Григорий.　

— В чем дело? — спросил Кауфман.　

Шура болезненно поморщилась:　

— Совершенно не переношу езду в машинах, укачивает до обморока. В Молодечно я предпочла нанять какую-то грязную телегу, лишь бы не пользоваться машиной. Смертельно болит голова. Мне очень плохо.　

— Вы думаете, вино поможет вам? — криво усмехнулся Кауфман.　

— А что же делать! — В голосе Шуры прозвучали истерические ноты. — Я ничего не хочу больше! Я хочу домой! Мне ничего не надо! Мне очень плохо!　

— Успокойтесь, пожалуйста. — Кауфману не хотелось скандала. — Мы заедем в госпиталь, и вам помогут там.　

— Как угодно, только не «заедем»! — капризничала Шура. — Пешком — хоть на край света. Только не на машине. Мне нужно полежать.　

— Сказывается баронское происхождение, — грустно заметил Григорий. — Кажется, Блекер все-таки догонит нас.　

— Не надейтесь, — ответил Кауфман. — Этот «настоящий мужчина» будет здесь не раньше завтрашнего обеда. В ночь он не поедет — панически боится партизан.　

— А вы не боитесь их? — спросил Григорий, стремясь задеть заносчивого вояку.　

— Меру надо знать во всем, даже в страхе. — Кауфман вновь обернулся к Шуре. — Вам не лучше? Пойдемте к врачу, это недалеко.　

Поднявшись, Шура попросила:　

— Позовите Ольгу.　

Кауфман взглядом переадресовал эту просьбу Григорию, и Григорий заспешил к машинам.　

— Вас просит пани, — сказал он Оле, а возвращаясь рядом с ней, продолжал: — Останемся здесь до утра. Шалва и ребята за ночь доберутся. Дай Шуре повод устроить истерику. Какой-нибудь неловкостью… ну, словом, придумай что-нибудь.　

Они догнали Кауфмана и Шуру у госпиталя, прошли в приемный покой, где Шура попросила:

— Оставьте меня, бога ради, на минуту с Ольгой.　

Кауфман пошел за врачом, а Григорий сел в коридоре.　

Вскоре из приемного покоя послышались истеричные　крики:　

— Дура! Дура! — и вслед за этим раздались звуки пощечин.　

Врач прильнул к двери, постоял, вслушиваясь, и　сказал:　

— По-моему, не следует торопиться заходить туда. Женская истерика не управляема. Побить служанку — едва ли не лучшее средство от нее.　

— Я очень тороплюсь, — жестко напомнил Кауфман. — У меня нет