Там, где живут книги. История книжных магазинов от Франклина до «Амазон» - Эван Фрисс

было всего около десяти «черных книжных». «Барабан и копье» открылся в 1968 году на волне их подъема. К тому времени в Гарлеме уже работал книжный Уны Малзак «Освобождение» (Liberation). В торговом зале на повторе транслировали речи Малкольма Икс. До переезда в Гарлем Малзак работала в издательстве «Рэндом Хаус»; у нее был книжный в Гайане, но его взорвали – подложили бомбу. Она считала, что за этим стоит ЦРУ. Что до столицы США Вашингтона с преимущественно чернокожим населением, не считая пары крошечных черных книжных, здесь никогда не было большого книжного магазина для афроамериканцев.

Попадая в «Барабан и копье» – а большинство посетителей никогда не видели магазина, подобного этому, – люди не знали, с чего начать. Ассортимент магазина состоял из интеллектуальной литературы: здесь продавались произведения Элдриджа Кливера, Франца Фанона, Фредерика Дугласа, Алекса Хейли, Лэнгстона Хьюза, У. Э. Б. Дюбуа, Пола Робсона, Ричарда Райта, Карла Маркса и Джеймса Болдуина. Были представлены и работы академических историков – Юджина Дженовезе, Джеймса Макферсона и Говарда Зинна, но напротив имен этих ученых в 37-страничном каталоге магазина не стояла звездочка: звездочкой помечали лишь чернокожих авторов.

В день открытия в магазине собралась толпа. Среди гостей были поэт Лерой Джонс (позже он сменил имя на Амири Барака) и Стоукли Кармайкл, тогдашний председатель SNCC и один из трех активистов, которых опасался директор ФБР Дж. Эдгар Гувер, считая, что они могут стать «мессиями» черного национализма. (Двумя другими были Мартин Лютер Кинг и Элайджа Мухаммад, но лишь Кармайкл, по мнению Гувера, обладал «необходимой харизмой».) «Вашингтон Пост» напечатала заметку об открытии. Это не укрылось от внимания агентов ФБР, и уже через две недели в отношении магазина началось официальное расследование. Гувер выпустил меморандум о тревожном увеличении численности «черных экстремистских книжных магазинов», которые считал «рассадниками пропаганды революционных изданий и книг, насаждающих ненависть». Ко всякому «африканскому книжному» нужно относиться с осторожностью, предупреждал он.

В первых отчетах ФБР учредители «Барабана и копья» описывались как «воинствующие черные националисты». Агенты стали искать информатора, который смог бы подружиться с четырьмя продавцами и подписаться на почтовую рассылку. ФБР отправило в магазин трех агентов под прикрытием, притворившихся покупателями. Агентство также прослушивало телефонные звонки. Один звонивший подозревался в связях с коммунистами, другой был замечен в агитации, но в основном в магазин звонили обычные люди: врачи, учителя, профессора, сотрудники похоронных агентств, виолончелисты, писатели, редакторы, распространители книжной продукции и издатели, в том числе Барни Россет-младший, владелец «Гроув Пресс» и борец с цензурой, тот самый, кому вручили «пропуск в подполье» в книжном магазине «Готэм» в виде книги Генри Миллера. Звонили также из Национального мемориального африканского книжного в Гарлеме – видимо, сам Профессор.

Агенты не унимались и даже пытались сфабриковать улики. Так, одному из них поручили купить «Маленькую красную книжицу» председателя Мао Цзэдуна, но в «Барабане и копье» ее не оказалось (кончилась). Тогда агент пошел в «Брентанос», купил «Маленькую красную книжицу» и приобщил ее к делу как доказательство «коммунистического» ассортимента “Барабана и копья”».

Хотя свидетельств, уличающих магазин в криминале, так и не нашлось, в ФБР продолжали полагать, что «Барабан и копье» является «прикрытием для подпольной и подрывной деятельности». Вместе с тем магазин ничем не напоминал подпольное предприятие. Его двери открывались каждый день в десять утра; миссия была прописана в каталогах и во всеуслышание озвучивалась на всех публичных мероприятиях. Здесь проводили выставки африканского искусства и встречи с писателями – Гвендолин Брукс, Джоном Хоупом Франклином, Ширли Грэм Дюбуа; отмечали День Фредерика Дугласа[65].

Каждый день продавцы общались с покупателями и поощряли их выбирать и читать книги. В 1969 году в газете «Вашингтонский афроамериканец» магазин назвали «центром притяжения», где привечали всех – и «воинственно настроенных», и «пожилых любителей поспорить». Обычно сюда приходили студенты и профессора Говардского университета (тот находился всего в пятнадцати минутах ходьбы), Американского университета и Университета Мэриленда; чернокожие авторы, в том числе Тони Моррисон; послы и сотрудники посольств африканских стран; любопытные прохожие, случайно заглянувшие в витрину; соседи с верхних этажей; соседские дети, подметавшие полы за монетку; родители с колясками.

Родители и дети сразу шли к самому популярному разделу – детскому. Хотя изначально основатели магазина не планировали уделять много внимания детской литературе, со временем Ричардсон поняла, как велика потребность в «хороших книгах про африканских детей». В бюллетене «Барабана и копья» «негритянским и инклюзивным» детским книгам отвели особое место. Хотя в 1960-е книжек с картинками для черных стало больше, путь предстоял долгий. Некоторые книги позиционировали как «инклюзивные», но на поверку они такими не оказывались. В 1970-м Ричардсон вернула одну такую книгу из-за расхожего стереотипа: в ней: «черный мальчик вздыхал по белой девочке».

Магазин спонсировал ежегодный Фестиваль молодежного негритянского искусства. Ученики начальной школы участвовали в конкурсах рисунков, стихов, пьес и картин на африканские темы. Школьные группы приезжали целыми автобусами и ходили по магазину, как по музею. Ричардсон вела еженедельную радиопрограмму «Саа Я Ватото» («детский час» на суахили). В этой программе продавцы «Барабана и копья» читали по ролям африканские сказки. Когда приезжали школьники, Ричардсон наряжалась в африканский костюм и тоже читала им сказки вслух.

Больше всего книг покупали школьные учителя и библиотекари. По Закону о библиотечных услугах и строительстве 1964 года и Закону о начальном и среднем образовании 1965 года, принятым Линдоном Джонсоном в рамках его программы «Война с бедностью», районным и школьным библиотекам в малоимущих районах выделяли миллионные дотации. На конференциях черных библиотекарей и книжных ярмарках, ориентированных на закупщиков из государственных школ, «Барабан и копье» срывал кассу.

В маленьком мире негритянских книжных больше никто не делал акцент на детской литературе. Детские книги привлекали родителей, которые сами никогда бы не зашли в книжный магазин, и они становились покупателями уже взрослых книг. Как школьные учителя, смахивающие слезу на выпускном, продавцы «Барабана и копья» гордились покупателями, которые когда-то пришли за детской книжкой с картинками, а потом нашли что-то для себя в отделе популярной беллетристики, и в итоге все полки в их квартире оказались заставлены политическими и теоретическими трудами. Один студент Говардского университета вспоминал: «Многие заходили в “Барабан и копье” с улицы, начинали читать и в итоге знакомились со всем корпусом международных знаний».

Продавец «Барабана и копья» сформулировал это точнее: «Мы занимались просвещением». Половина рекламы на радио, которую размещал магазин, была чисто просветительской; название магазина в ней даже не упоминалось. Когда речь зашла о скидках, управляющие решили, что это вопрос «политический, а не финансовый». Магазин должен был стать «политическим инструментом… и продвигать наши взгляды».

Впрочем,