Последнее интервью - Бэлла Алексеевна Куркова

Я ему рассказываю:

– Только что выставка была у нас в СССР, в Эрмитаже, где рукописи Леонардо да Винчи были выставлены. Я прочитала еще что-то про Леонардо. Вы знаете, что у вас есть еще редкие рукописи, которые не попали в эту экспозицию? Я хочу их снять. Хочу посмотреть велосипед, как он рисовал технические изобретения.

Итальянец спрашивает:

– Вы хотите снимать подлинники Леонардо да Винчи?

А я понимаю, что рисунки света боятся, а у нас был тогда жуткий свет, скверные лампы, мы с устаревшим барахлом приехали.

Я говорю:

– Я не могу себе это позволить. Мы будем снимать только, как вы их из сейфа достаете. Бумага не терпит света. Рисунки я буду снимать по факсимильным изданиям.

Он возразил:

– Нет. Вы будете снимать только оригиналы.

Я пытаюсь еще раз ему объяснить про вред для бумаги яркого света. Тут меня дергает итальянец, который за нас отвечал, и говорит:

– С ним спорить нельзя. Если он так решил, снимайте. Он сказал, что вы третья, кто просит велосипед показать.

Велосипед Леонардо очень был похож на современный. Все там было интересно. Я быстро сказала, что мне надо. Мне показали еще рукописи. Мы все это снимаем. А меня итальянцы торопят, потому что следующая съемка поджимает:

– Давай быстрей.

А библиотекарь показывает и показывает. Я говорю:

– Все, спасибо огромное.

А он мне в ответ:

– Нет, не все. Теперь будет мой сюрприз.

Я поняла, что мы ему понравились, и я не просто абы что, а подготовилась очень серьезно. Он мне говорит:

– Сюрприз! – И открывает маленький сейф в стене, достает небольшую книжку и кладет на столик. – Это Вергилий.

Потом открывает закладку, там написано: «Сегодня умерла Лаура». И день указан, и час. То есть именно эту книгу держал в руках Франческо Петрарка, когда пришла весть о смерти Лауры.

Мой собеседник поясняет:

– Это чтобы не было легенд о том, что Лауры никогда не было, что она – выдумка. Лаура была живая женщина.

Я говорю:

– А можно снять?

Он говорит:

– Можно. Снимайте. Я для этого ее и достал.

Мы сняли. Я была такая счастливая. А дальше он говорит:

– У нас есть шесть картин Леонардо да Винчи.

Я отвечаю:

– Время поджимает… Мы вам так благодарны! Но… время…

– Это я вам благодарен за то, что вы нормальные вопросы задаете… То есть с пониманием приехали сюда. Но давайте сейчас бегом к тем картинам… Успеем.

А он тучный. Я понимаю, что ему быстро идти тяжело, у него одышка. Мы побежали к этим шести большим полотнам Леонардо да Винчи. Бежим мимо Тициана не глядя, что называется. Бежим мимо Рафаэля. Тоже глаза отводим. А там картоны Рафаэля, и еще какой там только живописи нет. А мы мимо всего этого бежим. Библиотекарь наш говорит:

– Не останавливаемся здесь, не останавливаемся…

Наконец перед нами Леонардо да Винчи. Вот тут он остановился, он тяжело очень дышал. И говорит:

– Потом, если будет хоть полдня свободных, заходите. Я вам подробнее расскажу все.

Мы все сняли и помчались в другой музей.

Я такое невероятное наслаждение получила, что он ко мне как к хорошему журналисту отнесся. Я тогда поняла, что я чего-то уже умею благодаря Эрмитажу, благодаря Борису Борисовичу Пиотровскому. Мы и сейчас учимся в Эрмитаже.

А потом за нашу хорошую работу (так ее оценили итальянцы) нам предложили:

– Какой вы хотели бы получить подарок?

Даже не посоветовавшись ни с Сережей, ни с Сашей, я выпалила:

– Вот мы стоим на автостраде Солнца. В одну сторону двести шестьдесят пять километров – Венеция, в другую сторону – Флоренция, тоже двести шестьдесят пять километров. Хотя бы на полдня съездить во Флоренцию, а потом в Венецию…

Это мечта была, моя голубая мечта. Я Италию обожала просто, влюбилась по картинкам. Видела во снах.

Итальянцы говорят:

– Нет проблем.

Я говорю:

– Мы есть ничего не будем. Не надо нам обедов, не надо ничего, нам только надо увидеть!

Нам говорят:

– Тогда-то будьте готовы. Мы с вами, и часть музейщиков тоже берем. Но вы на первых местах в автобусе поедете.

Едем по автостраде Солнца. Сидим на первых местах, чтобы, если нам проезд какой-то понравится, мы могли снять. За мной сидела Людмила Лихачева – дочка Дмитрия Сергеевича Лихачева. Рядом – два молодых парня, сопровождающие. Они все время были при нас, и все время пьяные.

Я даже толком не поняла, с чего все началось. Слово за слово, они оскорбили музейщиков. Двух музейщиц особенно.

Я вскочила и говорю:

– Остановите автобус.

Переводчик спрашивает:

– Зачем?

Я повторяю:

– Остановите автобус!

И, обращаясь к пьяным, говорю:

– А вы двое сейчас будете извиняться перед каждым. Если не извинитесь, то мы вас вышвырнем вот здесь, на дороге, и добирайтесь, как хотите и куда хотите.

Те попытались мне ответить оскорблением. Я сказала:

– Не продолжайте, будет хуже. Я этого так не оставлю.

Автобус останавливается. Дверь еще не открыта. Я говорю:

– Дверь пока закрыта, извиняйтесь – или сейчас вылетите отсюда.

Итальянец переводит водителю автобуса, что я говорю. А сзади Людмила Лихачева мне шепчет:

– Бэлла, умоляю! У вас и так много неприятностей на телевидении. Они вас арестуют, они вас убьют, они что-нибудь с вами сделают, вам это просто так не обойдется.

Я же продолжаю настаивать:

– Извиняйтесь!

Они наконец понимают, что все серьезно, и уже начинает открываться дверь. И тогда они пошли вдоль автобусных рядов, извинялись перед всеми. Дальше я сказала:

– Садитесь сзади и сидите спокойно. Если только шевельнетесь, то не доедете до Венеции. Это я вам гарантирую.

Мы поехали дальше, они стали смирными. Не знаю, доложили они потом что-то начальнику, который сопровождал всю делегацию, или нет. Мы же, когда въехали в Венецию, о них забыли.

Я сказала оператору Сереже, когда мы на кораблик сели:

– Сережа, только не выключай камеру. Снимай все подряд, без всякой остановки.

А Сережка сам был обалдевший от этой красоты невиданной… Десять раз я была потом в Венеции, но того, первого впечатления, я никогда не забуду.

Мы снимали и снимали. И когда мы вернулись в два часа ночи в номер, включили монитор и начали смотреть. Мы не поверили, что видели это. Заново все отсматривали и понимали, что это какая-то сказка небесная.

Потом точно так же мы съездили во Флоренцию, и там нам дали возможность забраться на все башни, на все крыши. Нас привели в какое-то особое место, откуда все крыши Флоренции смотрятся как произведение искусства. Как картина какая-то невероятная, черепичная.