На линии огня - Михаил Сидорович Прудников

— Пойду! А то у тятьки одна рука — какой из него партизан.

— Ишь ты! — дробно рассмеялся однорукий. — Отцом брезгует, гляди-ка…

— Я не брезгую, — серьезно возразил мальчик. — А только мне никакого житья нет. Дед — старый, ты — калечный. С кем мне сражаться?

— Ступай, ступай, вояка! — Мать, насупясь, стала загонять его в дом.

— Немцы к вам заглядывают? — спросил Яша однорукого.

— Давно не были, — ответил тот. — Что им тут делать? Все забрали. Вот только кобылу успели в лесу спрятать да харч кое-какой… А так все тащили без разбору — и подушки, и перины, даже старые одеяла отняли, язви их…

— Не немцы — бандиты! — поддержала горячо молодая, но тут же спохватилась: — Ты ему все как есть расскажи, что у нас осталось. Может, он кому передаст либо сам заберет — со своим наганом.

— Эх ты! — улыбнулся Яша. — Совсем веру в людей потеряла! — Он снова повернулся к однорукому — От железки до шоссе какое расстояние?

— Верст шесть, — принялся было объяснять однорукий, но дед задиристо отстранил его, перебил:

— Ты не у него спрашивай. Он в военной науке ни рожна не знает. А я, между прочим, еще у царя до унтер-офицеров дослужился. Что тебя интересует?

— Да вот, если я между тем и этим лесом прогуляться захочу, то где мне безопасней будет?

— Нигде не будет, — понятливо усмехнулся дед. — Заминировано наше поле. Потому и не пашем. Мальчишку вон со двора гулять не пускаем — как бы ненароком не подорвался. Только один проселок свободен, так что ты уж давай проселком двигайся. Да и сейчас, когда уходить будешь, следы не путай, мы все равно никому не донесем, кто здесь был и куда ушел. Так что тем же направлением иди, как и к нам добрался. — И, не удержавшись спросил: — Много ли вас идти-то будет?

— Да мы с братом, — отшутился Яша.

— Ну если вы с братом… — обиделся дед.

— А что? — Яша почуял не просто обиду, а какой-то важный интерес.

— А то! — поддел Яшу дед. — Вы ведь с братом, поди, ночью направитесь. А в темноте с проселка сбиться, как с печи упасть. А я бы проводил. Небось не забыл еще военну-то науку…

Договорились, что дед к ночи придет на опушку.

Яша доложил о своей разведке Шалве, и партизаны сошлись на том, что деду довериться можно.

Вечером раньше условленного свиста Лутковский услышал лошадиное пофыркивание. На всякий случай группа углубилась в лес, оставив в условленном месте лишь Яшу. Свист раздался почти тут же, и Яша из укрытия увидел, что на опушку выезжает запряженная в телегу лошадь, а рядом с телегой, держа в руках вожжи, шествует дед.

— Я так подумал, — сказал Яше дед, — что у вас с братом, может, поклажа какая имеется. Ее на телеге-то скорей перевезти. А, мил-человек?

— Вы, отец, наверное, унтером в обозе служили, — потом, при расставании, шутил Миша Мдивани, довольный, что все обернулось так удачно.

— B обозе я сейчас послужу, — улыбался дед. — А раньше в штыковую из окопов бегал. И над стариками не шутил.

— Я — любя! — оправдывался Миша. — Честное слово, любя! Отец, зачем обижаешься?

Простились с дедом по-родственному и к рассвету были почти на месте.

3. ПОПОЛНЕНИЕ

По свежим зарубкам на деревьях, по отдернутой занавеске на окне стоявшего в лесной глуши дома, окруженного богатым тесовым двором, стало понятно, что к Николаю Васильевичу в гости зайти можно.

Правда, не знавший никого из группы в лицо, Николай Васильевич поначалу встретил гостей хмуро. Он появился на крыльце, удивительно крепкий и моложавый для своих пятидесяти с лишним лет, смотрел тяжелым взглядом темных глаз из-под нависших густых бровей — внешне настоящий доверенный лесничим новых властей. Однако, когда Шалва достал из кармана табакерку и сказал, протянув ее хозяину:

— Угощайтесь дюбеком из Нового Афона. Сам растил, — тот вдруг заулыбался, превратился в человека с добрейшим лицом и веселыми глазами, ответил радостно:

— Давно не курю, только нюхаю. Однако дюбека попробую. — И стал по очереди обнимать пришедших. Дойдя до Шуры, он поколебался несколько мгновений и легонько похлопал ее двумя огромными ладонями по плечам.

Принесенный с собой груз поместили в тайнике в сарае. Правда, Лутковский засомневался:

— Не близко ли кладем? Близко положим — далеко брать придется.

— Не волнуйся! — успокоил его Николай Васильевич. — У меня от немцев доверие полное. Я же — главный их соглядатай в лесу. Каждый раз им верную наводку даю, только они чуть-чуть не успевают. Да я им до того баки забил, что убедил их сюда не показываться. Чтобы, дескать, меня не скомпрометировать. А в Молодечно езжу по пропуску, подписанному самим военным комендантом. Ну, хватит вас баснями кормить. Давайте-ка за стол, а о делах после поговорим.

Угощал Николай Васильевич щедро. На столе было все, чем богат лес и большой огород лесничего. Мдивани старательно ухаживал за Шурой, чем опять не на шутку расстраивал Яшу. Ради торжественного случая была открыта бутылка наливки. Шалва Циклаури встал со стаканчиком в руке, сказал:

— На Кавказе принято произносить длинные тосты. Но сегодня у нас одни тост — за скорую победу, товарищи!

Николай Васильевич улыбнулся, увидев, что все лишь едва пригубили спиртное, спросил:

— Что ж так слабо?

— После победы допьем! — пообещал Григорий Чавлеашвили.

Лутковский время от времени обеспокоенно посматривал за окно, отчего-то нервничал.

— Да не волнуйся же! — снова сказал ему Николай Васильевич. — У меня охрана надежная и загодя предупреждает.

— Что же это за охрана такая? — недоверчиво спросил Лутковский.

— Лес, — объяснил Николай Васильевич. — Вы еще за пять верст отсюда были, а я уже знал, что гости идут. Теперь и сам лес, и все живое в нем человеком здорово напугано. Все по-иному поет, как только появляется человек.

— Значит, нет худа без добра, — сказала Шура.

— Никакого бы добра не надо, не будь этого худа, — вздохнул Николай Васильевич, повернулся к Шалве: — Ну что, старшой? Пора побеседовать? — И предложил остальным: — А вы располагайтесь, товарищи, кому где любо. Лес-то он лесом, а у меня на обеих дорогах сюда по человеку дежурит. Так что отдыхайте спокойно.

Потом они сидели с Шалвой на скамейке возле дома. Шалва расспрашивал:

— Говорите, много офицеров скопилось в Молодечно?

— Много: и военных, и жандармских, и высокие чины. Город окружен гарнизонами. И все-таки офицерья побольше будет, чем на эти гарнизоны требуется.

— А может, где-нибудь втайне части формируются?

— Отрицать не стану, но и сказать ничего не