Украсть невозможно: Как я ограбил самое надежное хранилище бриллиантов - Леонардо Нотарбартоло

Сажусь в машину, по-ноябрьски стылую. Дыхание тут же сгущается, застывает, как желе.

– А остальные где?

– Уже там.

– Там – это где?

– Увидишь.

Дороги пусты, обочины укрыты серебристым покрывалом: это корка льда, что намерзает за ночь и рассыпается с первыми рассветными лучами. За окном тянется бескрайняя равнина, кое-где перемежаемая отдельными кустами и редкими рощицами. Солнце, решив понежиться еще пару часов, лениво прячется за пеленой серых туч. По пути Иеремия называет мне развязки и перекрестки, но я не в состоянии его слушать. Тело все еще онемевшее от внезапно прерванного сна. Я засыпаю, едва закрыв глаза, а когда снова их открываю, мы уже приехали.

– Ну вот мы и на месте, – объявляет Иеремия.

Чудненько. «Место» – минутах в тридцати пяти езды от Антверпена, в пыльной промзоне. Обширный пустырь, впереди маячит промышленный склад или что-то в этом роде. Может, бывший ангар, не знаю.

Я вылезаю из машины, застегиваю куртку, натягиваю на голову капюшон. Со стороны мы выглядим как какой-нибудь рэп-дуэт из девяностых. Пожимаю плечами и бегу следом за ним ко входу. Войдя внутрь, несколько раз отводим в сторону прорезиненные завесы, отделяющие одно помещение от другого, и наконец оказываемся в самом центре. Остальные в ожидании нас заняты какими-то своими делами.

– Что думаешь? – окликает меня Иеремия, снимая пальто. Я стою, словно громом пораженный. – Ну же, давай, входи!

– И кто воздвиг сей чертог? – выдавливаю наконец я.

– Да так, приятели, они мне услугу задолжали.

Передо мной – идеально точная копия хранилища в масштабе один к одному: ощущение, будто находишься в самом Алмазном центре. Стены из гипсокартона. Места, где установлена сигнализация, пока обозначены большими крестами из черного скотча. Макет внешнего люка – тот самый, что был у Иеремии в багажнике, когда нас остановила полиция. Я уже успел забыть об этой штуке, а сам Иеремия о ней с тех пор и словом не обмолвился.

Он, как всегда, идет своим путем – прямым, асфальтированным. Извлекает максимум пользы из двух с половиной тысяч лет человеческой истории, черпая блестящие идеи других умов, описавших все нужные нам детали. Здороваюсь с ребятами, Монстр кивает, Ключник вскидывает указательный и средний пальцы в знак победы, а Гений тут же подскакивает с термосом, обрушивая на меня поток типичной для молодежи эйфории:

– Кофе будешь?

Конечно, буду! Я протягиваю руку. В Бельгии главное – поддерживать водный баланс горячими напитками: здесь не четыре сезона, как в Италии, а одна бесконечно долгая зима с четырьмя едва различимыми оттенками, которую наивным туристам выдают за времена года. Утешает меня только вид еще двух не до конца опустошенных термосов.

– Осторожно, горячо, – предупреждает Гений, передавая мне пластиковый стаканчик, от которого валит ароматный пар. Он приглашает меня в гипсокартонную комнату и, предвосхищая вопрос, объясняет: – Здесь мы репетируем свои движения и запоминаем расстояния.

Да, рисковать не стоит, операция от начала до конца должна пройти в темноте. Белые стены, сейфовые ячейки (в разрезе), доплеровский радар и прочие охранные системы выглядят так, будто и в самом деле находишься внутри хранилища.

– Все благодаря твоей съемке, – кричит издалека Иеремия.

Место вполне безопасное, и это важно, поскольку нам предстоит провести здесь немало времени.

Монстр подводит меня к системе сигнализации, которую надо обезвредить:

– Видишь? Мы с Гением установили здесь систему, аналогичную той, что в сейфе. Пока сойдет, но я хочу подобрать точную копию: возможно, мне ее пришлют из Таиланда. Вопрос только, как долго она будет идти. Если повезет, смогу установить.

– Отличная работа. – Я нисколько не кривлю душой.

Иеремия, прервав нашу беседу, созывает всех на летучку. Мы переходим в соседнее помещение, также отделенное от других свисающей с потолка черной прорезиненной завесой, достаточно легкой, чтобы отвести ее одной рукой. Уютно – столик под яркой лампой и пара диванов.

– Это я притащил, поаккуратнее с ними.

Еще есть мини-бар, подключенный к генератору, шум которого я слышу, но сам агрегат не вижу. Теперь, имея копию хранилища, пора начать прорабатывать каждый шаг, каждую непредвиденную возможность. Учесть нужно все, а кое-что еще и выучить наизусть.

– Итак, – начинает Иеремия, – воспроизводить внешний вид Алмазного центра мы не стали, чтобы не привлекать к себе внимания! – он улыбается, но явно хочет подчеркнуть, что все выверено с точностью до миллиметра. – А теперь давайте посмотрим, чего нам еще не хватает.

За его спиной вовсю пыхтит двухметровый промышленный обогреватель, слева – большой мольберт с ватманскими листами: такие и перевернешь-то не сразу. А сам Иеремия смахивает на университетского профессора, принимающего вступительный экзамен на курс с весьма высоким конкурсом на место.

На этих листах нам предстоит записать одну за другой все наши проблемы и способы их решения.

По одной проблеме за раз: Иеремия

Декабрь 2002 года

Пришло время проработать план шаг за шагом. У каждого своя роль и своя зона ответственности.

– Проблемы перечислены слева, в том хронологическом порядке, в каком они будут возникать в ночь операции, а справа написано, кто должен взять на себя ту или иную задачу, – объясняет Иеремия.

Согласитесь, какой-то чертов культпросвет. Но я уверен, парень в этом шарит.

Иеремия торжественно выводит на первом листе список проблем и ответственных:

Ноздри щекочет запах маркера, испарения от этого граффити в кислотных тонах оседают в бронхах. Таблица производит моментальный эффект: свои роли мы и так знаем, но с ней понятнее.

– Нам почти три десятка раз удавалось проникать по ночам в коридоры Алмазного центра, – напоминает Иеремия всем, и особенно мне, ведь я присоединился позже. Сколько воды утекло с тех пор, как составлялись первые планы… Иеремия усаживает нас на диваны и, словно архитектор Тель-Авива, пытается скоординировать наши действия, перелистывая ватманы туда-обратно. – Тогда мы рассматривали только один маршрут, и в этом была наша ошибка.

Насколько я помню ту историю, во время обхода их пару раз замечал охранник, приходилось отступать и возвращаться только через час с лишним.

– Подобной ошибки мы себе в ночь операции позволить не можем, – продолжает Иеремия, по сути, предостерегая каждого, но главным образом себя, и объясняет новую диспозицию: – Я наметил два возможных маршрута, позволяющих подобраться к слепой зоне наружного видеонаблюдения, не выходя на Шупстраат. – Как всякий хороший архитектор, он немедленно разворачивает ватман со схемой и демонстрирует нам маршруты. Потом предлагает собраться вокруг белого стола два на три метра: ни дать ни взять советский генерал времен Второй мировой. – Первая точка входа расположена сразу за нашим зданием, туда ведет гравийная дорожка. Этот путь для нас удобнее всего: по левой стороне – многоквартирный дом с балконами, выходящими на огороженный пустырь. На самом деле там открытая стройплощадка, принадлежащая какой-то компании с офисом здесь же, в глубине пустыря, возле склада инструментов, а вокруг – кучи металлолома и гравия. Поздно ночью, в темноте, нас там никто не заметит, тем более мы будем в масках. Этот путь, повторю, для нас самый удобный. Есть еще вариант – пройти через гараж, но я бы его исключил, слишком много препятствий. А вот это здание довольно интересное, там есть и квартиры, и офисы. В девяностые годы оно было заброшено, а теперь там сквот[33], куда со всего города стекаются бездомные, – тоже непростая задачка, но рассмотреть можно. Все пути так или иначе сходятся в одной и той же слепой зоне. – Иеремия указывает на упомянутый ранее балкон. – Это единственная неизменная точка на маршруте. Балкон под сигнализацией, но она нам уже знакома. Поскольку тогда охрана нас не засекла, систему не меняли. Датчик встроен в раму, срабатывает на прикосновение к створке.

– Мне, как обычно, нужно будет пятнадцать минут, – перебивает его Монстр. – Мы с Гением уже наловчились…

Разумеется, заявляя это, он поглядывает на меня. Я в курсе, но ему приятно в моем присутствии лишний раз подчеркнуть свою значимость. Аплодирую ему, как при посадке самолета в Мальпенсе. Всем немного неловко. Прикиньте, если бы такое было заведено в автобусах! Остановка, раз – и все дружно начинают хлопать: