Украсть невозможно: Как я ограбил самое надежное хранилище бриллиантов - Леонардо Нотарбартоло

сейчас отчаяние побуждает меня выйти на один из сотен бесформенных балконов Антверпена, чтобы в последний раз глотнуть местного утреннего воздуха.

Наконец я возвращаюсь на кухню, закрываю окно и приступаю к сборам. С диетой у меня здесь, в Бельгии, совсем все плохо: ем всякую дрянь, позабыв о режиме и рекомендациях. Трудные минуты мне теперь скрашивает гастрит, он со мной каждый день, так что по-настоящему одиноким я себя не чувствую. Покончив с делами, заскакиваю в супермаркет, наскоро закупаюсь на обратную дорогу. Если удастся выехать до десяти, скорее всего, успею в Турин к полуночи. Значит, возьму мясную нарезку и бутерброды. Воду. Морковно-цитрусовый сок, это витамины A, C и E. Самонагревающийся кофе: ни разу не пробовал, наверняка мерзость, но куплю. Прежде чем вскрыть, нужно встряхнуть, и тогда, уж не знаю каким образом, эта жижа должна нагреться – так на стаканчике написано.

Задерживаюсь у стеллажа с дезодорантами: машина воняет, я несколько месяцев ее не мыл, не чистил салон, и теперь, судя по запаху, сажусь в упаковку рыбных палочек. Возьму один из тех, что вешают на зеркало. С ароматом апельсина. Надеюсь, за пару дней он не превратится в аранчини[32]. В ряду стеллажей с продуктами для завтрака выбираю пачку печенья с шоколадной крошкой, чтобы побаловать себя в дороге. Расплачиваюсь, против обыкновения даже не поднимаю глаз и не благодарю кассиршу, после чего возвращаюсь в квартиру за чемоданом. Все кончено, доплер нам не пройти. Теперь мне это тоже ясно. За последнюю неделю, сколько я ни старался, сколько ни пересматривал фильмов, сколько ни обедал в одиночестве, меняя рестораны, решение так и не пришло. Ночами, лежа в постели, я никак не мог уснуть. По сотне раз за ночь прорабатывал план, видел схему хранилища на потолке, она постоянно была у меня перед глазами. И так каждую ночь.

Прежде чем спуститься, решаю минут на десять прилечь на диван – как раз хватит, чтобы восстановить силы. И задремываю. На грани сна и яви мне вспоминается наша последняя встреча. Вглядываюсь в детали, вывожу крупным планом зубы Монстра: вот они движутся туда-сюда, то вверх, то вниз, отплевываясь пеной и слюной. Одни только зубы, само лицо – за кадром. Потом слышу шум, громкий раздражающий шум, перекрывающий все прочие звуки. Это телевизор. Я пытаюсь его отключить, но не могу – совсем как во время нашей последней встречи. Подхожу выдернуть вилку и снова вижу рекламу: повисшие в воздухе волосы. Еще раз вспоминаю встречу, лицо той женщины, ее последнее движение перед тем, как погас экран. Потом, протянув руку, достаю из недр телевизора баллончик, верчу в руке. И вдруг просыпаюсь.

Немедленно обзваниваю всех. Никто никуда не едет.

Убедить их непросто, но я предлагаю обед за мой счет, и это влияет на ответ. Важные новости, говорю я. Отложите отъезд. Выскакиваю из дома, снова бегу в супермаркет. У меня есть решение.

Мы встречаемся в небольшом ресторанчике за городом. Въезжая на охраняемую парковку, я думаю, что моя память, вероятно, спасла наши задницы. Стены заведения окрашены в светло-розовый цвет: ощущение, будто попал в толстую кишку зубной феи. Но хотя бы кухня домашняя. Хозяйка разряжена, как на мюнхенский Октоберфест, в профиль видны торчащие соски ее грудей, размера, похоже, пятого, а то и шестого. Она усаживает нас в уголке, своего рода отдельной кабинке за невысокой перегородкой. Заказываем: я беру ватерзой, куриное жаркое с овощами, Гений – мидии с жареной картошкой, они здесь превосходны. Ключник и Иеремия выбрали chicons au gratin, гратен из цикория с ветчиной под сырным соусом, Монстр – что-то вегетарианское. Пить все предпочитают местное пиво.

– Монстр, ответь мне на один вопрос… Давно хотел тебя спросить, – говорю я ему. – Вот если бы на тарелке лежал морской окунь и ты бы точно знал, что он умер своей смертью, ты бы его съел?

Не то чтобы мне нравилось его задирать, просто я как-то никогда толком не понимал, что значит быть вегетарианцем, ведь по природе-то все мы хищники.

– Нет, – жестко, без раздумий отвечает он.

Что ж, пока официантка занята приборами и салфетками, мешая нам поговорить о деле, ловлю момент и задаю еще один вопрос:

– А если это лещ, который дурно обращался со своими детенышами и кусал других беззащитных лещей?

Ответ такой же бескомпромиссный, как и первый:

– Нет.

Остальные смотрят на меня во все глаза, понимая, что я просто дурачусь в ожидании хоть какой-нибудь конфиденциальности. Ну, в конце концов, рано или поздно они и сами поинтересовались бы, каково это – быть вегетарианцем. Наконец официантка уходит и мы можем вернуться к нашей теме.

– И на хрена ты нас сюда притащил? – спрашивает Монстр, однако в его раздраженном тоне сквозит любопытство. – Мы из-за тебя на целый день отъезд отложили!

Я беру паузу, по очереди смотрю всем в глаза и выкладываю на стол баллончик лака для волос, купленный в супермаркете возле дома.

Гений тут же переводит взгляд на Монстра.

– Не выйдет, – бурчит тот.

– Если выйдет, ты мне подаришь свой чудный «Рено», – сухо отвечаю я.

– Да если выйдет, я тебе виллу в Позитано подарю!

Иеремия с Ключником глядят озадаченно, явно не понимая.

– Это еще зачем?

Ответить Иеремии я не успеваю – официантка уже несет пиво. Я возбужден и в то же время напуган. Поэтому, прежде чем все рассказать, делаю глоток длиной в пару серий «Маленького домика в прериях». О-о-о, пиво ледяное, как отцовское молчание. Наконец я готов, но голоса нет, и объяснять, что лаком для волос можно брызнуть туда, куда не дотягивается рука, приходится шепотом.

– Ну и что? – торопит Ключник.

– А лак, синьоры, создаст на датчике радара невидимую пленку. Немного элементарной неорганической химии. Это я в тюрьме один университетский учебник прочитал – спасибо библиотеке. Над входом в комнатку для частных переговоров есть щель, куда запросто пройдет моя рука, и, если забраться на стул, баллончик окажется сантиметрах в тридцати-сорока от радара.

Гений хохочет.

– Это правда, лак здесь на полимерной основе, а газ-пропеллент не виден. Дай-ка мне взглянуть на состав. Точно, полимер винилацетата, – подтверждает Монстр. – Он образует пленку и вполне способен создать совершенно невидимый изолирующий слой.

– Черт, это может сработать. – Гений выхватывает у него лак.

Мне впервые хочется обнять Монстра, у которого счастье брызжет из водолазки, как гной из прорвавшегося прыща. И будь что будет, я непременно это сделаю. Но сперва еще глоточек, а уж потом обнимашки…

– На нас смотрят, – справедливо замечает Иеремия.

Мы снова вместе. И только Ключник, опасаясь, что смысл от него ускользнул, повторяет вопрос:

– Значит, с помощью лака мы решим проблему? – он обращается главным образом к Гению и Монстру. Те улыбаются и кивают.

– Вероятно.

– А что насчет камер? Охранник как пить дать тебя спалит.

– Подвижных кронштейнов у камер нет, а угол обзора этот закуток не охватывает – там чертова слепая зона!

– Вашу ж мать… – выдыхает Ключник, до которого наконец дошло.

Приносят тарелки, мы резко замолкаем. Потом, когда официантка уходит, снова начинаем переговариваться. И есть.

Иеремия настаивает на немедленной проверке.

Фрагмент шестой

Осознанность

Копия хранилища

Ноябрь–декабрь 2002 года

– Все готово. Я за тобой заеду, своими глазами все увидишь.

Он кладет трубку. И что именно мне так необходимо увидеть своими глазами? Вот любит Иеремия говорить загадками, чтобы и сказать, и не сказать, и поманить, и отобрать.

На часах 5:05, а он уже куда-то меня тащит:

– Обещание есть обещание.

А я даже кофе не выпил и не понимаю, о чем это он. В подобную рань моей памяти нужно время, чтобы уловить намек.

– Дай мне минутку, – говорю.

Иду в ванную и пытаюсь проснуться, плеснув в лицо ледяной воды, как это делал отец. Тем же движением, не узнавая себя в зеркале. Ненавижу рано вставать, я полжизни это делал и надеялся, что теперь-то уж с ранними подъемами покончено. Выпиваю чашку кофе, потом вторую.

– Так и до тахикардии недалеко…

– У меня тоже тахикардия, – невозмутимо отвечает Иеремия, – и ты мой кардиостимулятор.

– Зачем нам ехать прямо сейчас?