Элвис и я / Elvis and Me. История любви Присциллы Пресли и короля рок-н-ролла - Присцилла Пресли

втором месте. Так что не бойся, я в этих звездочек точно не влюблюсь».

Я хотела ему верить, но никак не могла игнорировать сплетни в журналах и заголовки, кричащие о жарком романе на съемках фильма «Да здравствует Лас-Вегас!». Проблема была в том, что роман закрутили не Энн-Маргрет и режиссер, а Энн-Маргрет и Элвис.

Одним вечером мы говорили по телефону, и я спросила:

– За этим правда что-то есть?

– Черта с два, – отрезал он, тут же приняв оборонительную позицию. – Ты же знаешь этих журналистов. Вечно они делают из мухи слона. Она иногда приезжает в гости по выходным на мотоцикле. Просто сидит и общается с парнями. Вот и все.

Но мне было достаточно того, что она там есть, а меня там нет.

Вне себя от гнева я провозгласила:

– Я хочу сейчас же туда приехать.

– Нет, сейчас нельзя! Мы заканчиваем съемки, я буду дома уже через неделю или две. Держи свою попку там и следи за домашним очагом.

– Очаг уже почти потух. Нужно, чтобы кто-то пришел и разжег огонь.

Элвис рассмеялся.

– Ты уже говоришь, как я, – самодовольно заметил он. – Мне надо быть осторожнее. Нельзя, чтобы нас таких было двое. Я скоро вернусь домой, детка. Подготовь там все.

Когда мы закончили говорить, я тут же радостно принялась строить планы на его возвращение.

Я достала свой календарь, отсчитала дни до его приезда и стала по одному зачеркивать каждый день. Терзаемая страхами и сомнениями, я старалась делать все, что могла, чтобы его порадовать – от ознакомления с музыкой госпела до заботы о его любимом Грейсленде.

Мое стремление удовлетворить Элвиса было настолько всеобъемлющим, что его это злило. Он всегда находил оправдание, почему его прежние отношения провалились. «Они либо были слишком домашние и не вписывались в мою голливудскую жизнь, – говорил он. – Либо были актрисами, слишком увлеченными своей карьерой». Но разве же он мог отвернуться от такого старательного партнера, как я?

Я часто жалела себя, злилась на Элвиса за то, что он ставил меня в такое положение, в котором я была вынуждена оставаться в полном одиночестве на многие недели.

Умирая от скуки, я решила изучить чердак Грейсленда. Я как-то раз спросила бабушку, что там, а она ответила:

– Да ничего, милая, просто старое барахло. Господи, я там так давно не была. Бог знает, что там – или кто.

На чердаке явно творилось что-то странное. Над кухней постоянно раздавались какие-то странные звуки. Бабушка говорила, что и сама слышала эти звуки, не могла от них уснуть и молилась Господу, чтобы рассвет наступил как можно скорее.

Она представляла, что там обитает дух Глэдис, наблюдает за Элвисом.

– Бабушка, ты веришь в духов? – спросила я.

– Еще как, милая. Иногда я брожу по дому и прямо чувствую их рядом. Можешь Хэтти спросить. Она их тоже чувствует.

Хэтти была крупной афроамериканкой, нашей верной и преданной спутницей. По ночам она оставалась с бабушкой и со мной, когда Элвиса не было, и оберегала нас как зеницу ока – с помощью небольшого пистолета, спрятанного у нее под кроватью.

Одним вечером, после того как Хэтти выключила свет, я спросила ее:

– Хэтти, ты тоже, как и бабушка, думаешь, что здесь обитают духи?

– Знаете, мисс Присцилла, я вам так скажу: я слышу странные голоса, которых никогда ни в каком доме не слышала, и иногда тут становится жуть как тихо, такая тишина, которую я никогда и нигде раньше не чувствовала. Но вы ничего, не переживайте, моя хорошая. Если тут и есть какие духи, они вам вреда не причинят.

– Аминь, – добавила бабушка.

На следующий день я решила отправиться исследовать чердак, чтобы своими глазами увидеть, что там. Поднимаясь по лестнице, я провела рукой по выкрашенным в золотой цвет перилам и обратила внимание на сколы краски. Я крикнула:

– Как думаешь, Хвостик, может, нужно их перекрасить?

Бабушка стояла у основания лестницы; она приподняла темные очки, чтобы получше разглядеть краску.

– Да, милая, надо бы Вернону сказать. Выглядит паршиво.

– Думаю, нужно сделать это до возвращения Элвиса, подготовить ему сюрприз. Я утром спрошу мистера Пресли.

Я поднялась на последнюю ступеньку и обнаружила мир Элвиса.

Там было несколько сундуков, полных военного оснащения. Стояли старые телевизоры и мебель, много лет назад вынесенная из его спальни. Я провела рукой по дивану, думая, кто мог сидеть на нем с Элвисом. Почувствовав укол ревности, я отошла.

Я обнаружила два шкафа и открыла один из них. Он был набит старой одеждой Элвиса – черные кожаные куртки, защитные шлемы, одна розовая рубашка, которую я видела на фотографиях. Ему очень шла эта рубашка, мне хотелось, чтобы он снова начал ее носить.

С нарастающим любопытством я принялась перебирать вещи. Касаясь вещей Элвиса, я чувствовала, будто становлюсь ближе к нему, и меня не оставляли мысли о том, с какой девушкой он был тогда – Дикси, Джуди, Анита, Бонни? Мне нужно было это знать. Я была такой ревнивой.

Затем я обнаружила несколько писем, спрятанных под старым свитером – письма от Аниты, отправленные ему в Германию. Я разложила их в хронологическом порядке, начиная моментом его прибытия в Германию и заканчивая отъездом, и просидела над ними несколько часов, тщательно изучая каждую буковку.

Анита писала ему как минимум по два письма в неделю, и в каждом говорилось примерно одно и то же: она его любила, она по нему скучала, она считала дни до его возвращения – прямо как я. Она получала его в качестве возлюбленного, когда я его теряла. Элвис, очевидно, говорил ей, что она для него единственная. Мне стало больно и обидно, когда я поняла, что он писал своей «крошке», как он ее называл, что ему не терпится вернуться домой и увидеться с ней, в то же время как нежно обнимал меня и говорил, как ему невыносимо уезжать от его «малышки».

Я почувствовала себя преданной. Наверняка то же самое чувствовала и она, когда прочитала и услышала обо мне.

На следующий день я вернулась на чердак, чтобы изучить второй шкаф, и обнаружила там вещи Глэдис – одежду, старые фотографии, бумаги. Было так странно видеть все ее платья аккуратно развешанными. Я знала, что Элвис приказал перенести их сюда. Ему было бы тяжело и больно выбросить ее вещи.

Я примерила одно ее платье – я сразу поняла, что ей нравились мягкие ткани, как и мне. По размеру платья я поняла, что она была крупной женщиной, а по текстуре –