Письма моей памяти. Непридуманная повесть, рассказы, публицистика - Анна Давидовна Краснопёрко

Возможно, в этот момент она молится. Мы понимаем: если молится, то за своих внуков, которые ушли на фронт, за Красную армию. Чтоб она поскорее вернулась, уничтожила этих нелюдей.

На Тэме всегда черная длинная юбка и такого же цвета мужской лапсердак.

Когда мы поселились в ее маленьком двухквартирном доме, Тэма дала нам два матраца и кое-что из белья. Это просто роскошь. Живет Тэма в одной комнате с нами. Спит на старой кровати.

В другой комнате – семья Голандов. Молодые женщины Дина и Эра и их мать.

В этой комнате стоит шкаф. Он всегда закрыт. В нем вещи Тэминых внуков. Старуха верит, что они скоро вернутся.

– Вот тогда и нарядятся, – говорит она.

Тэма богатая! До войны я была уверена, что у нас нет богатых людей. А Тэма, как это ни удивительно, богатая.

«Сдать золото!» – один из первых приказов оккупантов белорусскому и еврейскому населению.

С того времени немцы требуют настойчиво и неотступно – сдавать золото.

Не обошли и наш дом. Прицепились к Тэме. Водили пистолетом перед лицом старухи и кричали:

– Gold! Gold![3]

Тэма не двинулась с места…

Полицай спросил у нас:

– Погорельцы?

И вместе с немцем вышел из дому.

А потом я увидела такое, что глазам не поверила. Думала, что Тэма спит, и на цыпочках вошла в комнату. Старуха сидела на кровати и в свой лапсердак зашивала… золото.

– Ты ничего не видишь, девочка, – сказала она. – Не видишь и не знаешь.

Но я все видела. В руках Тэмы была золотая монета, которую она прятала в подкладку.

Это ошеломило меня. Я всегда считала, что золото является собственностью государства.

– Знаю, о чем ты думаешь, девочка. Мои внуки тоже когда-то удивились, когда я показала им эти десятки. Еще до революции на харчах да на одежде экономила, наживала это золото. На черный день прятала.

Тэма при мне зашила и второй золотой. Потом надела лапсердак, распрямилась, пальцами ощупала место, где спрятано ее богатство.

– Этим нелюдям не дам! Бог слышит мои слова: стрелять будут – не дам!

Облавы

В гетто начались облавы. Вдруг окружают улицу или район и хватают людей. Загоняют в грузовые машины и куда-то вывозят. Некоторые после облавы возвращаются (их увозили на работы), а многие – нет.

Говорят, немцы проводят облавы по всему городу.

Плеть

Промозглое, слякотное утро.

Асю Воробейчик и меня схватили во время облавы. Налет, как всегда, неожиданный, внезапный. Бросили в машину, повезли. Куда везут? На тот свет? Крепко держимся за руки. Не раз договаривались с ней: если поведут на расстрел, либо падать, либо бежать.

Привезли нас быстро. Выгрузили, пересчитали. Осматриваемся и видим: мы во дворе Дома правительства. Когда-то говорили, что архитектор, по проекту которого построено это здание, был им недоволен. По его мнению, дом некрасив. Мы и раньше не разделяли этого мнения. А теперь глядим – не наглядимся. Возможно, потому, что дом остался для нас воплощением добра и мира.

Но спохватываемся. Теперь в нем они, звери. Такие, как этот, большой, с рыжими глазами. Он стоит перед нами, помахивая плетью. Потом вызывает меня с Асей и что-то приказывает. Мы не понимаем. Он кричит, хлещет плетью у наших ног. Мы пугаемся. Он смеется. Потом показывает на рулон рубероида, лежащий на земле. Догадываемся, что приказывает поднять его. Ничего не получается. Немец хлещет плетью по рукам. Вздуваются кровавые полосы – страшная боль. Что делать? Как же мы, две слабые девочки, можем поднять этот огромный рулон?

Я берусь спереди и пробую взвалить на плечи этот проклятый рулон. Ася пытается поднять сзади. Рулон не поддается.

Слышу пронзительный крик подруги, оглядываюсь – Ася лежит с окровавленным лицом. Бросаюсь к ней.

– Zurück![4]

Назад? Я все же подбегаю к подруге.

– Он меня… плетью по голове…

Зверь, видать, удовлетворился: пошел мучать других. Я вызволяю Асю из-под рулона. Ее сводят судороги. Бедная моя подружка!

Она поднимает на меня светлые глаза. Мы прижимаемся друг к другу.

Рядом снова слышится посвист плети…

* * *

С этой поры Ася заболела падучей…

Гипноз

Его привели к нам холодным осенним днем.

– Доктор, помогите ему…

Мама бросается к человеку, который дико воет.

Его лицо в больших синяках, окровавленное. Руки дрожат. Одежда на нем чужая, пиджак надет на голое тело. Короткие штаны едва прикрывают икры. Ноги босые.

– Кто он? Откуда? – спрашивает мама.

Женщины, что привели его, пожимают плечами.

– Ничего не знаем. Он забежал в дом, но мы ничем не могли помочь. Может, вам удастся…

Незнакомца кладем на кровать. Мама дает ему валерьянки, обрабатывает раны. Он стихает, уже не воет, а тихо плачет.

Мама как-то странно успокаивает его:

– У вас тяжелые веки. Вам хочется спать, спать, спать. Вам тепло, руки, ноги согрелись. Вы успокоились, лежите спокойно. Вы спите, спите, спите.

Человек действительно заснул. Мы спрашиваем:

– Это гипноз?

Мама ничего не отвечает. Она очень устала.

* * *

Человек прибежал из ближнего местечка.

…Их схватили на рассвете. Погнали к яру. Мужчинам дали лопаты, приказали копать яму. Женщины с детьми стояли неподалеку.

Потом приказали раздеться. Он помнит, как разделась его жена Рая, как бросился к ней, но получил удар прикладом и упал. Когда поднял голову, увидел, уже стоят голенькие его дети – шестилетняя Бебочка и трехлетний Миша.

Фашисты поставили мужчин, женщин и детей у рва.

Началась стрельба. Он упал. На него валились убитые.

…Он как-то выбрался из-под них. Когда очутился наверху, начал звать жену, детей. Но голоса своего не услышал.

Спрятался в кустах. Вдруг увидел, что на краю ямы лежат какие-то вещи. Наверное, грабители не все забрали с собой. Огляделся, вокруг никого не было. Схватил вот этот пиджак, штаны.

Пошел в сторону Минска. Идти, слава богу, пришлось недолго. Люди добрые подвезли.

Про такое мы услышали впервые. И поняли, что скоро все это ожидает и нас. Ждать довелось недолго…

Слухи

Хватаемся за самые разные слухи. Так хочется верить в них, что они кажутся нам более чем вероятными. Действительно, почему когда прикладываешь ухо к земле, то слышно, как она вздрагивает от взрывов? Наверное, недалеко идут бои – наши прорвались. Люди говорят, что они уже около Могилева, возле Белыничей, гонят немцев назад.

Ждем этого момента. Каждый рассказывает, как бы он обошелся с фашистами. Ненависть и жажда мести обжигают сердца. Это одно из наших самых любимых занятий – представлять, как бы я расправился