На линии огня - Михаил Сидорович Прудников

Тут уж Вюрц не удержался и метнул на него взгляд, полный нескрываемой злости. Однако он сдержал себя, вздохнул, стал оправдываться:　

— Господа, у меня очень мало людей, и все они весьма　

заняты…　

— Господин обсрфельдфебель, — жестко произнес старший офицер, — учтите: это дело нашей чести. Наконец, это дело чести нации…　

Вюрц вытер пальцами воспаленные от многочасового напряжения глаза, вызвал секретаршу:　

— Кто у нас сегодня на месте?　

— Фельдфебель Франц и фельдфебель Юшке, — ответила секретарша.　

— Позовите фельдфебеля Юшке.　

Через минуту в кабинет Вюрца вошел долговязый молодой человек, доложил о прибытии.　

Котвич тут же впился в него глазами, спросил:　

— Мы, кажется, уже виделись сегодня?　

Офицеры, пришедшие с Котвичем, с нескрываемым удивлением переглянулись, а старший выразительно посмотрел на Вюрца. Тот понял взгляд лишь как признак недовольства старшего чина и перебил пытавшегося возразить Котвичу фельдфебеля:　

— Вы слышали приказ? Идите и позовите фельдфебеля Франца. Немедленно!　

Долговязый, недоумевая, круто повернулся и пошел из кабинета. Едва за ним закрылась дверь, старший　офицер в упор спросил:　

— Он?　

— Нет, — решительно ответил Котвич. — Просто мне показалось. Я видел его на вокзале.　

Вскоре в кабинет вошел Юрген Франц.　

— Юрген, — тяжело вздохнув, сказал Вюрц. — Займитесь делом этого господина.　

По взгляду начальника Франц должен был понять, что от «этого господина» надо избавиться как можно скорее.　

То же самое чувствовали и сопровождавшие Котвича офицеры. В коридоре они поспешно распрощались с ним, с удовольствием оставив благодетеля на попечение и заботу фельдфебеля Франца.　

— В чем дело? — спросил Юрген, когда они с Котвичем остались вдвоем и сели друг против друга в его комнате.　

— Дело в пятнадцати каратах, — все еще держась прежнем роли, ответил Котвич. — Слушайте меня внимательно, Юрген Франц. Вам привет от Прудникова. Меня ограбили. Почему вы отказались от контакта с нашим человеком? Ограбили два немецких солдата, исполнявших обязанности патруля. Я жду ответа.　

Юрген Франц с трудом унял свое волнение (нервы, проклятые нервы!), сказал:　

— Напишите, как все было. Пока вы будете писать, я кое-что объясню вам. Ваш шаг — безумие. За мной следят. Поэтому я не ответил женщине. Как хотите, но даже у риска есть границы.　

— Границы есть у всего, — незамедлительно ответил Котвич, тем временем старательно излагая на бумаге историю с «ограблением». — И у риска, и у осторожности. Только у трусости их нет. Трусость всегда беспредельна. Как и страх.　

— Повторяю — за мной следят! — прошептал Юрген.　

— Вы со слишком большим почтением относитесь к собственной персоне, — усмехнулся Котвич. — В фашистской Германии следят не только за вами, а за всеми поголовно. Вы, наверное, не забыли человека по фамилии Дорохов? Так вот — он тоже немец, иза ним тоже — уж будьте уверены — следили.　

— Пока что мне просто нечего вам сказать. — Юрген, похоже, успокаивался. — Ходят упорные слухи о какой-то крупной карательной кампании. Но, кроме слухов, я вряд ли что-нибудь сумею узнать о ней. Скажите, ради бога, как моя дочь?　

— Все в порядке, — ответил Котвич. — Передает вам привет. Я скоро закончу свое сочинение, — поторопился заверить он. — Нам нужны точные сроки начала кампании.　

— Боюсь, что мне не удастся узнать этого, — засомневался Франц, нервно теребя какой-то клок бумаги.　

— Вам достаточно узнать, когда в Полоцк привезут листовки для устрашения партизан, — стал инструктировать Котвич. — Примерный их тираж. Выяснить, в какие районы и какая именно их часть будет направлена. А главное, сообщить нам о приказе, запрещающем отлучки офицеров из гарнизонов. Это не сложно?　

— По-моему, нет.　

— Я тоже так думаю. Но учтите, это очень важно, — подчеркнул Котвич. — Мы должны получить информацию своевременно. Иначе нет никакого смысла рисковать ни вам, ни мне.　

— Но… — неуверенно, с сомнением начал Франц. — Такие отпуска для офицеров частей в районе Оболя уже　запрещены с будущего понедельника. Однако, по-моему, это вовсе не свидетельствует с подготовке крупной кампании.　

— Это тоже кое о чем свидетельствует, — не согласился с ним Котвич. — Ну вот! А говорили, нам нечего сообщить.　

— Никогда бы не подумал, что такие данные могут представлять интерес, — удивился Юрген. И все же…, хотя вы и упрекаете меня в трусости, чем закончится ваш сегодняшний визит ко мне?　

— О, это очень просто. Вы получите мое заявление, — объяснил Котвич. — Отнесете его к Вюрцу. Скажете, что не знаете, с какой стороны подступиться. А Игорь Штольц сегодня же выедет в Минск и, может быть, погибнет по дороге… Как видите, мы не переходим границ риска. А к границам осторожности приближаемся вплотную.　

— Я бы не хотел, чтобы вы считали меня трусом, — взволнованно заявил Франц. — Чтобы так охарактеризовали меня моей дочери. Я просто не знал, с какого конца подступиться…　

— Ничего, — утешил Котвич. — Бывает На первый раз объясним это вашей неопытностью, согласны?　

Постепенно в штабе бригады накапливалась информация о готовящейся попытке в который раз атаковать партизан со стороны Дохнаров. Через несколько дней с помощью Юргена Франца нам удалось-таки выяснить примерные силы противника, сосредоточенные против нас на этом направлении. Решив принять бой, именовавшийся в моем дневнике как «Бой прикрытия», мы постоянно уточняли и детализировали его план, обеспечивающий основным силам бригады маневр с заходом в тыл атакующего противника.　

Оберштурмфюреру Фибиху в эти дни тоже было не до отдыха. Задумав перед летней кампанией разгромить одно из партизанских соединений — «Неуловимых», он понимал, что эта операция станет либо его звездным часом, либо закатом его карьеры. Взаимодействуя с общевойсковым командованием, гестаповец добился сосредоточения в районе Оболя больших сил.　

Но теперь он, наученный горьким опытом, смертельно боялся какой-нибудь неожиданности, непредвиденного осложнения, большими мастерами устраивать которые доказали свою способность бойцы «Неуловимых». Боялся и не мог предусмотреть ее. По всем известным ему законам стратегии и тактики вероятность полного разгрома партизанского соединения после массированного на них наступления была максимальной. Ему страстно, как никогда прежде, хотелось победы, хотелось в грядущей летней кампании быть главным консультантом по борьбе с партизанами в масштабах огромного района, а может, чем черт не шутит, и всей Белоруссии.　

До операции оставались буквально считанные дни.

5. БОЙ ПРИКРЫТИЯ

Пятьдесят бойцов-добровольцев выстроились перед командирской землянкой отряда, чтобы через несколько минут отправиться на исходный рубеж дохнарского направления. Их задачей было задержать врага на время, когда бригада выйдет из окружения и нанесет улар по противнику с тыла.　

Командиром группы, как и намечалось, был назначен начальник штаба бригады Алексей Николаевич Кривский, который стоял сейчас в стороне, смотрел, как Щербина в последний раз обходит строй, напоследок тщательно проверяя снаряжение бойцов.　

Щербина понимал, что должен что-то сказать людям,