Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий

перед собой — превосходящие силы противника. Оценив ситуацию, Наполеон дал сигнал (мощным залпом из 25 орудий) к общей атаке.

С этого момента император лично руководил ходом битвы, рискуя, как это было под Эйлау, собственной жизнью. По рассказам очевидцев, русские ядра пролетали над ним и рядом с ним. Когда одно из них взорвалось, солдат, стоявший неподалёку, бросился на землю. Наполеон с улыбкой упрекнул его: «Чего боишься? Если бы этот снаряд предназначался именно тебе, он нашёл бы тебя, спрячься ты хоть под землю!»[368]

Главный удар по русским позициям у Фридланда нанесла французская артиллерия, которой командовал в тот день генерал Александр Антуан де Сенармон (1769–1810 гг.) — герой Маренго и Аустерлица; он погибнет через три года после Фридланда в Испании при осаде Кадиса. Батареи генерала, искусно маневрируя по указаниям Наполеона, расстроили ряды русских воинов, вынудили их отступать в беспорядке к реке, а затем разрушили все мосты через реку, что привело к гибели тысяч солдат противника в водах Алле. Участник битвы Денис Давыдов на всю жизнь запомнил этот день, когда русская армия была «засыпана на тесном пространстве густою массою чугуна и свинца». Хотя она и сражалась, по воспоминаниям Давыдова, с «неимоверною храбростью»[369], всё же была разгромлена. Её разрозненные части искали спасения на восточном берегу реки Алле, откуда к началу битвы они перешли на западный берег; иные из них сохраняли относительный порядок, но большая их часть в панике бежала. Ещё один свидетель, «кавалерист-девица» Надежда Дурова, вспоминала: «…множество негодяев солдат, убежавших с поля сражения, рассеивают ужас между удаляющимися толпами, крича: «Всё погибло! Нас разбили наголову! <…> Бегите! Спасайтесь!»»[370].

«Поражение (русских войск. — Н.Т.) было уничтожающее», — справедливо резюмировал О. фон Леттов-Форбек[371]. Беннигсен потерял всю артиллерию и до 25 тыс. человек убитыми, ранеными и пленными, тогда как потери французов исчисляют по разным источникам в 7–10 тыс.[372] Утром 15 июня из Фридланда Наполеон отправил письмо в Париж, Жозефине: «Друг мой, пишу тебе лишь несколько слов, ибо я очень устал. Несколько дней кряду провёл на бивуаках. Мои дети[373] победно отметили годовщину Маренго. Битва под Фридландом будет столь же памятной и столь же славной для моего народа. Вся русская армия разбита <…>. Эта наша победа — достойная сестра Маренго, Аустерлица и Йены»[374].

Альбер Вандаль оценил значение битвы под Фридландом такими словами: «В этот день Наполеон своей шпагой завоевал русский союз»[375]. Да, сразу после Фридланда маршал Сульт вступил в Кёнигсберг, где «захватил огромные боевые запасы, хлеб, одежду — всё это только что было доставлено с моря англичанами, не предполагавшими такой близкой катастрофы»[376]. А 19 июня Наполеон с главными силами Великой армии подошёл к Неману и встал у Тильзита, на границе Российской империи. Там, в Тильзите (ныне г. Советск Калининградской области), пребывал тогда со своей свитой Александр I. Он стал свидетелем жуткого зрелища: остатки русских войск, преследуемые французами, спешно переправлялись через Неман на российскую землю, без всякого пиетета к особам из царской ставки, непоправимо деморализованные. «В главной квартире, — свидетельствовал Денис Давыдов, — всё было в тревоге, как за полчаса до светопреставления»[377]. 19 июня Александр I перенёс свою ставку на правый берег Немана в селение Амт-Баублен, а Наполеон во главе Великой армии вступил в Тильзит. Согласимся с Е.В. Тарле: «Александр I переживал нечто похуже того, что ему пришлось испытать после Аустерлица. Наполеон мог через полторы недели быть в Вильне»[378]. Беннигсен настаивал на немедленном перемирии. Брат царя великий князь Константин Павлович, бывший мужем отнюдь не робкого десятка (участвовал в итальянском и швейцарском походах А.В. Суворова), заявил: «Государь! Если вы не желаете заключать мира с Францией, то дайте каждому из ваших солдат хорошо заряженный пистолет и скомандуйте им пустить себе пулю в лоб. В таком случае вы получите тот же результат, какой вам дало бы новое и последнее сражение»[379].

Выход был только один. 22 июня Александр послал к Наполеону одного из «екатерининских орлов», штурмовавшего в 1790 г. под начальством Суворова Измаил, князя Д.И. Лобанова-Ростовского с предложением и полномочиями заключить перемирие. Вся главная квартира царя пребывала в нервном ожидании: как отнесётся к этому предложению «двурогатый» антихрист, захочет ли он мириться? Наполеон, против всех ожиданий, утвердил акт перемирия в тот же день, подчеркнув, что он желает не только мира, но и союза с Россией. Лобанов-Ростовский доставил утверждённый Наполеоном акт Александру и был тотчас вновь отправлен к Наполеону с поручением (в собственноручной записке царя): «Скажите ему, что союз Франции с Россией постоянно был предметом моих желаний»[380].

Русско-французские переговоры начались немедленно. Наполеон поручил вести их Ш.М. Талейрану. Александр же в помощь Лобанову-Ростовскому отрядил ещё одного «екатерининского орла», кн. А.Б. Куракина[381], желая показать Наполеону, что теперь он выставляет не каких-то молокососов вроде П.П. Долгорукова и П.Я. Убри, как ранее, а зрелых государственных мужей из славного прошлого России. Впрочем, Наполеон решил иметь дело не с царскими уполномоченными, а с самим царём. 24 июня он предложил Александру личное свидание на следующий же день. Александр, разумеется, согласился. Чтобы ему не пришлось ехать на занятый французами левый берег Немана, а Наполеону — на русский, правый, государи договорились встретиться посередине реки на плоту.

За ночь французские инженеры соорудили посреди Немана, напротив Тильзита, плот с двумя павильонами, обтянутыми белым полотном: один из них, роскошный, с вензелями А и N на противоположных фронтонах, был предназначен для императоров; другой, попроще, — для их свиты. Утром 25 июня оба императора — Наполеон с тильзитского берега, Александр с противоположного, каждый со своей свитой, — одновременно вступили в лодки и поплыли к плоту. Наполеон, верный своей привычке опережать всех и вся, первым взошёл на плот и встретил Александра, когда тот выходил из своей лодки. Посмотрев друг на друга, императоры в обоюдном порыве чувств обнялись. Очевидцы запомнили первые слова Александра Наполеону: «Государь, я ненавижу англичан так же, как и вы!» «В таком случае, — отвечал Наполеон, улыбаясь, — всё будет улажено и мир упрочен»[382]. Бывшие враги, расточая улыбки друг другу, прошли в главный павильон и оставались там с глазу на глаз около двух часов.

Наполеон сразу предложил Александру вести переговоры tête-à-tête, без свидетелей: «Я буду вашим секретарём, а вы — моим»[383]. Дипломатам доверялась лишь чисто техническая сторона дела. Предложение