Крёстные матери. Женщины Коза ностры, Каморры, Ндрангеты - Алекс Перри

оказалась сложной в обращении, но и без других покаявшихся, подтверждающих ее показания, у следователей возникли трудности с построением убедительного дела против Карло. Показания Леи, в основном описывающие то, что она слышала, но не видела, сами по себе были недостаточны для арестов или вынесения обвинительных приговоров. «Мы расследовали долгое время, но так и не нашли достаточного подтверждения, – сказал Дольче. – Потом меня сменил коллега, который был очень строг в своей оценке: того, что у нас недостаточно для арестов, и глупостей, которые делала Лея. Итак, в феврале 2006 года Лея и Дениз были исключены из программы».

Аннализа немедленно добилась для Леи и Дениз временной отсрочки, пока она обжаловала решение о их исключении из программы защиты свидетелей. Но Лея была разбита. Государство нарушило слово. Оно обещало ей и ее дочери новую жизнь. Затем предало их. Она ожидала, что государство будет преследовать в судебном порядке каждое преступление, о котором она рассказала. Оно не преследовало ни одного. Хуже того, взяв ее показания, государство без нужды подвергло Лею и Дениз еще большей опасности, чем прежде. Итальянское государство, решила Лея, немногим лучше Ндрангеты. Ирония заключалась в том, что если бы Лея была настоящей ндрангетистой – если бы она участвовала в сделках, воровстве и убийствах, – она была бы полезнее властям. Казалось, они наказывали ее за честность.

В июле того же года она позвонила Аннализе. «Я передумала, – сказала она. – Я выхожу из программы». Дениз позже сказала: «Моя мать решила отказаться от государства. Она полностью потеряла в них доверие. Наша жизнь была изнурительной, и ради чего? Ее показания оказались бесполезными».

Аннализа, зная, что у Леи теперь все более резкие перепады настроения, сумела уговорить свою клиентку. «Все чаще она оказывалась потерянной в реальности, которая была больше ее, – сказала Аннализа. – Вы должны помнить, что она была всего лишь девушкой, всего тридцати двух лет. Она думала, что ее мир и все ее планы рушатся вокруг нее». Но Лея уже подала официальное заявление о выходе из программы, и до того, как Аннализа смогла добиться ее повторного принятия, она и Дениз были предоставлены сами себе. Это было ужасно, сказала Аннализа. Государство умыло руки в отношении Леи и Дениз. Ее муж-мафиози пытался убить ее. У Леи никого не было. И поэтому, – сказала Аннализа, – это легло на меня».

Аннализа делала все возможное. В ноябре 2006 года она переехала ближе к месту, где жили Лея и Дениз. Она стала, как она сказала, «больше матерью, чем адвокатом». Но Лея оставалась неуравновешенной и недоверчивой. Дениз, которой в декабре 2006 года исполнилось пятнадцать, тоже больше не была девочкой, играющей с матерью в прятки, а все чаще – подростком со своим собственным мнением. Лея ограждала свою дочь от большей части правды о Карло. Ценой невинности Дениз было то, что она не понимала, почему теперь, когда они с Леей вышли из программы защиты свидетелей, она не может увидеться с отцом. «Дениз постоянно спрашивала, – сказала Аннализа. – Она настаивала, давила и давила. Лея звонила мне каждый день, потому что не могла справиться с Дениз – вы знаете, какие бывают подростки». Аннализа пыталась выступить посредником между матерью и дочерью. Дениз ответила требованием, чтобы адвокат нашла способ для нее встретиться с отцом. Аннализа категорически отказалась. «Я сказала Дениз, что для нее совершенно неприемлемо встречаться с отцом. Мне стоило только увидеть ужас в глазах Леи, когда произносилось имя “Коско”. Но я думаю, Дениз стала ненавидеть меня после этого».

Ища помощи, где только могла, Лея ненадолго переехала с Дениз обратно в Бергамо, где Лея искала совета у Матери Граты и нашла работу в баре. Затем они переехали в Фабриано, где они тоже жили раньше и где у Леи был старый парень. В конце 2007 года Лея пришла в кафе в Риме, которым управляла антимафиозная группа «Либера». Она встретила президента «Либеры», отца Луиджи Чиотти, который связал ее с адвокатом, работавшим в организации на добровольных началах.

Лея встретилась с Энцей Рандо в ее таунхаусе в центре Модены. Две женщины были очень разными. Лея, которой сейчас было тридцать три, была свободолюбивой и страстной, и осознание того, что она может умереть в любой день, придало ей решимость проживать каждый день как последний. Энце было за пятьдесят, она была невысокой, аккуратной и консервативной. Но на их первой встрече Лея принесла пирожные, затем села и выложила историю своей жизни. Почти сразу Энца полюбила ее. «Лея была прекрасной, – сказала она. – Очень умной и очень смелой».

Аннализа часто была строга с Леей, особенно когда дело касалось Дениз. Хотя Энца не могла предложить Лее намного больше, чем Аннализа, для Леи, после шести лет изоляции, она была новым лицом, готовым слушать. И с того момента, как появилась Энца, Аннализа почувствовала новую дистанцию между собой и Леей. «Произошли изменения, – сказала Аннализа. – Я поняла, что другой адвокат дает ей советы. Что-то было не так. Я чувствовала, что теряю Лею. И подумала, что лучше остановиться прямо сейчас. Такие накладки – несоответствия, противоречивые советы – могли быть очень опасными для Леи».

С разбитым сердцем Аннализа написала письмо Лее, предлагая свою отставку. «В глубине души я надеялась, что это встряхнет Лею и она передумает, – сказала она. – У нас были взлеты и падения, но шесть лет – это долгий срок». Вместо этого в июне 2008 года Лея приняла уведомление Аннализы.

В сентябре 2008 года, во многом благодаря многолетним апелляциям и заявлениям Аннализы, Лея и Дениз были снова приняты в программу защиты свидетелей. Их перевели в Бояно, маленький городок недалеко от Кампобассо в центральной Италии. Дениз хорошо устроилась в своей новой школе и вскоре обзавелась новой группой друзей. Но к этому моменту душевное состояние Леи перешло от параноидального к расстроенному. Она по-прежнему бодрствовала всю ночь, спала днем и держала нож под подушкой. Теперь она купила сторожевую собаку и начала брать уроки боевых искусств. Однако ничто не могло смягчить одиночество. У нее не было друзей в Бояно, и с уходом Аннализы не было никого, с кем можно было поговорить. Без государственных документов, дающих ей новую личность, она также не могла рискнуть работать, опасаясь, что ее имя в записи сотрудника выдаст ее местонахождение. «Все это была куча дерьма, – говорила она Дениз. – Просто гигантская трата наших жизней».

«Ей было так одиноко, – сказала Дениз. – И без работы она не могла быть независимой, не могла обеспечивать нас своими силами, и для нее это было настоящим поражением».

Однажды в апреле Лея решила написать президенту Италии Джорджо Наполитано:

Я молодая мать, доведенная до отчаяния. Сегодня я нахожусь вместе со своей дочерью в изоляции