На крейсерах «Смоленск» и «Олег» - Борис Карлович Шуберт

этого беспорядка выяснить можно было не сразу, и часто, раньше, чем удавалось разобрать, что случилось, крейсер уже равнялся с миноносцем, на котором горел сигнал о бедствии. Что это за миноносец и кто из транспортов его буксировал, предстояло еще выяснить, а с «Суворова» уже запрашивали о причине беспорядка и требовали скорого ответа.

8 марта была первая погрузка угля в море. О предстоящей погрузке эскадра предупреждалась обыкновенно накануне; кроме того, существовало расписание, какому кораблю, с какого транспорта надлежит грузиться. Таким образом, когда рано утром, обыкновенно в 6 часов, на «Суворове» взвивался сигнал – «Начать погрузку угля», всякий корабль знал, что ему надо делать. Транспорты размыкались и стопорили машины; боевые суда подходили к ним на близкое расстояние. Вспомогательные крейсера, благодаря своим большим запасам угля, не нуждающиеся в таком частом пополнении их, удалялись от эскадры во все стороны, чтобы следить за горизонтом. Затем на кораблях и транспортах спускали барказы, боты и паровые катера, на которых пары были уже готовы; катера брали на буксир шлюпки и подвозили их к транспортам, доставляя притом и людей, и погрузка начиналась. Здесь, как и на якоре, грузящие корабли обязаны были сообщать о принятом в течение часа количестве угля, и надобно было торопиться вовсю, чтобы не отстать от установленной нормы.

Конечно, в море быстрая погрузка являлась делом гораздо более трудным, чем на якоре, и вместе с тем далеко не безопасным. Приходилось, стоя у борта качающегося на зыби транспорта, принимать спускающуюся сверху пачку угольных мешков, во все стороны болтающихся в воздухе, долго не попадая в ныряющую на волне шлюпку. Случалось, что, ударяясь с размаха о борт транспорта, мешки рвались и стоящих в шлюпке обсыпало углем или, не выждав момента, груз стравливался мимо барказа в воду, причем, частью повисши на его борту, он кренил шлюпку, которую захлестывала волна. Последнее случалось особенно часто в то время, когда уже наполненным шлюпкам, идущим на буксире катера к своему кораблю, приходилось становиться вдоль зыби. Специальные железные боты, имевшиеся на транспортах, оказались теперь совершенно непригодными: боты были плоскодонны и потому на волне держались плохо и исправно заливались; несколько ботов, таким образом, пошли ко дну со всем своим грузом. Не меньшие затруднения испытывались и при выгрузке подвезенного угля на корабль; чтобы выгрузка эта не задерживала общего хода работ, здесь приходилось пускать в ход изобретательность, так как стрела, установленная для подъема катеров, одна не могла справиться с делом. Погрузка продолжалась часов 12–13 беспрерывно, и заканчивалась по сигналу с «Суворова», вслед за которым шлюпки поспешно возвращались к борту, подымались катера и барказы; корабли занимали свои места, и эскадра трогалась в путь. Конечно, погрузки эти, благодаря всем затруднениям, требовали большого навыка, чтобы быть успешными, и в первый раз на «Олеге» было принято всего 130 тонн, зато в последующие – всегда более двухсот. Броненосцы первого отряда, располагающие большими средствами для перевозки угля и подъема его на корабль, грузили потом свыше 40 тонн в час. На этом переходе до Зондского архипелага было еще 4 погрузки; 10, 15, 16 и 21 марта; таким образом, запасы угля на боевых судах не истощались, а оставались все время приблизительно в одном и том же состоянии.

Погода в океане была благоприятная; жарких солнечных дней, таких как на Мадагаскаре, было очень мало. Небо в большинстве случаев было серенькое, но не свинцово-серое, тяжелое, давящее, а испещренное легкими облачками самых разнообразных и причудливых форм и рисунков. Эти облака, группируясь к вечеру на западе, давали при огненном закате солнца такой восхитительный пейзаж, что смотришь – и не налюбуешься. Свежих погод не встречали; ветер дул ровный и слабый, преимущественно NW, часто перепадал дождичек, иногда проносились ливни. Но зыбь в океане никогда не прекращалась, и бывали дни, когда из-за крупной волны приходилось откладывать погрузку угля, назначенную накануне. Курс эскадры пересекал океан в такой его части, где не ходят никакие пароходы и на горизонте ни разу не замечалось ни судна, ни дыма. С заходом солнца, однако, не раз тот или другой корабль усматривал вдали огонь, о чем и доносили на «Суворов». Часто эти «огни» оказывались самыми настоящими звездами, восходящими или заходящими, но случалось и так, что, благодаря своей неподвижности, таинственные огни ни в коем случае не могли быть подведены под эту категорию и тогда за ними усиленно следили из поднятых на судовых мачтах бочек. Впрочем, и тут трудно было утверждать, что замеченный на горизонте свет есть настоящий судовой огонь: в море, в этом отношении, чрезвычайно легко впасть в ошибку, и я заметил, что почти всегда, когда ожидаешь открыть на горизонте огонь маяка или берег, после напряженного рассматривания загадочной дали, в конце концов их непременно отыщет услужливое воображение. Для наблюдения за горизонтом боевым судам эскадры было приказано утвердить, возможно выше, на фок-мачтах бочку или ящик, могущие вместить в себе человека. На «Олеге» для этой цели приспособили под фор-салингом (вторая снизу площадка на передней мачте. – Прим. авт.) бочку, в которой и сидел вахтенный подручный сигнальщик. В бочке был установлен телефон, соединенный с ходовой рубкой, и человек наверху, разглядывая в бинокль горизонт, сообщал в рубку по телефону о результатах своих наблюдений. Для защиты наблюдателя от солнца и дождя над бочкой устроили род крыши из парусины.

На погрузке угля 21 марта выяснилось, где адмирал предполагает сделать ближайшую остановку. Приказ, доставленный на суда при помощи «Руси», содержал в себе диспозицию судов в бухте Камран (Kamranh), расположенной на берегу французского Аннама, милях в 160 на NO от г. Сайгона. Офицеры с «Суворова» рассказывали, что Рожественский считает вполне вероятной встречу с японцами еще до прихода в эту бухту, и что адмирал, нервы которого и раньше были раздерганы, с самого Мадагаскара спит по ночам в кресле на мостике и вообще отдыхает очень мало, что, конечно, гибельно отражается на его здоровье. В тот же день обнаружилось, что эскадра пойдет Малаккским проливом. Наступали решительные минуты: скоро мы должны были вступить на театр военных действий.

Днем 22-го эскадра перестроилась в более короткий походный порядок: переданный сегодня по телеграфу приказ адмирала (№ 171 от 22 марта 1905 г.) заключал в себе, между прочим, следующие знаменательные слова: «…пока корабль не взорван, воспрещается выходить из строя». На крейсере начали понемногу готовиться к бою: убирали лишнее дерево, делали импровизированные защиты из сетей заграждения, стального троса и коек. В кают-компании был собран военный совет, под председательством командира (Леонида Федоровича Добротворского. – Прим. ред.), для выяснения способов